На край света… с любовью. Валентина Александровна Орлова

интересно. Ты работал тогда в старом здании: окна в вашем кабинете были выбиты, и ветер разгуливал по комнатам, нигде не задерживаясь. Печи осенью не топились, и поэтому я всегда заставала тебя сидящим за столом в пальто и перчатках. Чтобы ты не подумал, что я пришла к тебе ради тебя самого (упаси боже),я всегда находила какое-нибудь дело. Чаще всего я приходила пригласить тебя на хор. Я приносила с собой объявление, заходила к тебе в кабинет, и, не говоря ни слова, прикрепляла его к двери. После чего сразу же бралась за ручку, и уже знала точно, что сейчас ты меня остановишь. Так оно и было: твой оклик заставлял меня повернуться обратно, улыбнуться, и… остаться. Ты раньше меня понял, что я отношусь к тебе не просто как к другу, а несколько иначе. Ты говорил, что тебе скучно одному сидеть в этой холодной дыре.

      – Я останусь, хорошо, а ты научишь меня стрелять? В твоем ДОСААФе без дела сидеть замерзнешь.

      – Обязательно, вот только винтовочку пристреляю.

      Ты тогда работал председателем ДОСААФ- была такая военно-спортивная организация, и в твоем ведении было оружие. Эти винтовочки были очень интересные игрушки: я любила разбирать и собирать их. Сначала я не умела, но ты сам научил меня; часто говорил, что из меня со временем получится хороший солдат. И мне было почему-то смешно и сладко от твоих простых человеческих слов, и я ничего на свете не хотела кроме твоего доброго участия. А сама не могла понять, что со мной такое творится, почему вдруг весь мир уместился в твоих глазах! Я без причины смеялась в твоем присутствии, краснела только от одного твоего взгляда, и все время меня преследовало одно желание, чтобы ты непременно всегда был рядом. И ты, как будто добрый волшебник, угадывал на расстоянии мои мысли. Бывало, только стоит подумать о тебе, а ты уже стоишь на пороге, и улыбаешься, и смотришь на меня своими карими глазами, в которых, как маленькие чертики, играют веселые смешинки. Я и не подозревала, что за твоим веселым и беззаботным смехом и добрым нравом прячется страдание и непонятная покорность судьбе.