Косулин был помешан на развитии и движении. Убеждал, что ее ситуация требует сложного действия. Подвига. Встречи с детским страхом. То есть, якобы Виталик, Тимофей и «этот» появились для того, чтобы она восстановила отношения с отцом! И избавилась от страха, стала свободной. А потом уж решала, что ей делать дальше. Натали то соглашалась, чувствуя, что Косулин говорит правду, то сопротивлялась. Кисло думая, что психология – бред, а психологи – идиоты. А настоящая любовь невозможна без страданий. Страдания – это красиво! И отец здесь вообще ни при чем.
Косулин с ней не соглашался, становился противным и неромантичным. Даже сердился: если есть свобода и нет страха – нет никаких страданий! Есть страдание, значит, происходит духовная работа, и ей Натали сопротивляется, предпочитая зависать и мучиться. Впрочем, всячески поддерживал, говорил, что для качественного завершения ситуации нужно время.
Московские мысли все крутились и крутились в голове, не давая расслабиться и отдаться греческому ощущению времени и культуры, в котором все уже случилось в прошлом и одновременно существует в настоящем. «Подвиг так подвиг – поеду молиться. Самое место», – сказала себе Натали.
Взяла в прокате смешной красный квадроцикл и помчалась вдоль моря. Указатели настойчиво звали в святые места. Храм Афайи стоял высоко на горе и удивлял конкуренцией с Афинским Акрополем. Он ее выигрывал. Стройность, точность и сила храма так контрастировали с происходившим внутри, что сначала даже не получалось подойти. Долго ходила кругами, пытаясь привести себя в соответствие с античной мерой и мыслью.
Дикие японские туристы, расстреливающие фотоаппаратами пространство, наконец-то ушли и вернулась никуда не спешащая тишина. Натали, прячась, проникла в храм (это было запрещено), сняла обувь и легкой тенью, на цыпочках устремилась к центру. Продуваемый четырьмя ветрами храм в своем сердце обнаруживал место полного безветрия и покоя. Замерев в мгновении вечности, Натали упала на колени и стала горячо молиться Афайе, отвергнувшей нечестность и насилие в любви и награжденную божественностью и покоем. Живое воображение искусствоведа показало вдалеке голую бегущую Афайю. Пышные волосы в античном венце, юношеское лицо… Что она чувствовала в тот момент, готовая на смерть, лишь бы не осквернить себя любовью страшного Миноса? Неужели он был так плох? Как трагичен античный мир! Судьба, Рок. Без надежды на рай. И жизнь для подвига и исполнения пророчеств нетрезвых пифий. Как прекрасен и честен этот мир! Все иллюзии развенчаны и остается только то, что приготовили тебе боги.
Натали в античном экстазе молила Афайю избавить её от иллюзий и дать сил пережить истинную судьбу. Афайя ласково обняла Натали, вдохнула в ушко любовь и растворилась в свежем храмовом воздухе.
Вечерело.