– Играем скрипичный концерт Мендельсона, – возбужденно сказал Марк. – Ты представляешь: один из моих учеников поедет с этим концертом на конкурс Венявского!
– Для кого это более важно – для них или для тебя? – спросил Беркович, который во всем любил доискиваться до первопричины.
– Для меня? – поднял брови Марк. – Конечно, для меня тоже. И для одного из них.
– Для одного?
– На конкурс поедет кто-то один, – пояснил Марк, – но я до сих пор не решил, кто именно. Понимаешь, оба прекрасные исполнители. Стас темпераментней, Игаль строже… Я готовил обоих и обещал, что перед концертом назову того, кто поедет в Польшу. Он-то и будет играть сегодня. Я имею в виду – Игаль Маркиш. Пойдем-ка к нему, пусть канифолит смычок, ему выходить.
– Ну знаешь, – сказал Беркович, – ты держишь своих учеников в ежовых рукавицах. Я бы сбежал. Подумать только: двух парней, явно с амбициями, держать в неведении до самого последнего момента! Они что, действительно сидят сейчас и гадают, кому сегодня выступать?
– Конечно, – сухо сказал Марк. – И это, на мой взгляд, хороший воспитательный прием. Они должны научиться владеть собой. На конкурсе это самое важное.
Беркович хотел было сказать, что считает самым важным в работе педагога, но промолчал. В конце концов, он пришел сюда послушать музыку, а не вникать в тонкости процесса воспитания.
Когда они вышли в коридор, здесь было уже намного спокойнее – большая часть музыкантов проследовала на сцену, в зал пустили публику, вот-вот должен был прозвенеть второй звонок.
– Игаль Маркиш, – сказал Марк, – человек очень работоспособный, и нервы у него получше, чем у Стаса Брановера.
– Ты доказываешь правильность принятого решения мне или самому себе? – усмехнулся Беркович.
Марк рассмеялся.
– Себе, конечно, ты прав.
Он остановился около двери, на которой было написано «Не входите, пожалуйста!», и коротко постучал. Через несколько секунд он постучал опять, но ответа не последовало, за дверью было тихо.
– Игаль! – крикнул Марк. – Открой, это я.
Беркович протянул руку и нажал на ручку двери.
– Не заперто, – сказал он и, потянув на себя дверь, шагнул в комнату.
Он сразу же отступил назад, оглянулся на ничего не понимавшего Марка и сказал быстро:
– Стой здесь и не пробуй войти, ты меня хорошо понял?
Прежде чем Марк успел отреагировать, Беркович вошел в комнату, закрыл за собой дверь и повернул торчавший в замочной скважине ключ.
Игаль Маркиш был светловолосым, лицо его покрывали веснушки и, может, поэтому казалось, что он вовсе не мертв, а только прилег отдохнуть перед тем, как выслушать решение учителя. На самом деле юноша умер по крайней мере полчаса назад, рука, которой коснулся