22
В свое время Гегелем отмечалось, что свойственная позитивной науке тенденция низведения всеобщего «в область эмпирической единичности и действительности» обусловливает переход рационального начала науки в случайное, принадлежащее «царству произвола», «царству изменчивости и случайности», где «понятие не имеет силы, а могут иметь силу лишь основания» [подробнее см.: Гегель, 1974, с. 101–102]. Как известно, в современных науках (прежде всего, науках об обществе и человеке) эти тенденции стали фактически доминирующими. «Наука разума» все в большей степени уступает место «науке рассудка». Более того, как известно, «охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно охотно предписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является…» [Гегель, 1974, с. 90].
23
По этому поводу Кант прозорливо замечает: «…все доброе, не привитое на морально добром образе мыслей, есть не более как видимость и позлащенная нищета» [Кант, 1995, с. 431–432].
24
Фихте специально отмечает, что в его философско-исторических построениях речь идет исключительно о развитии жизни рода, а не индивидов, логики развития которых он в данном случае осознанно не затрагивает.
25
Исключение в этом отношении, безусловно, составляют работы Ф. Броделя и школы мир-системного анализа.
26
Есть примеры того, как амбиционная задача моделирования глобальных демографических, экономических и культурных процессов на временном участке протяженностью во многие тысячелетия решается с помощью построения однотипных моделей, включающих простейшую компактную формулу и единый «сквозной» параметр [см. например: Коротаев, Малков, Халтурина, 2007]. Впрочем, такой подход – скорее крайность. Но и более сложные случаи, рассматриваемые другими авторскими коллективами и предполагающие использование особо конструируемых комплексных индексов или исчисляемых агрегированных факторов, в конечном счете методологически сводятся к той же проблеме выявления устойчивых «сквозных параметров» системы.
27
В отечественной науке такой подход наиболее последовательно и плодотворно развивается А.В. Коротаевым, Л.Е. Грининым и их коллегами [см., например: Гринин, Коротаев, 2007; Марков, Коротаев, 2009]. Наряду с этим следует отметить и попытку тех же авторов дать более широкую панораму методологических подходов к изучению того, что они называют «социальной макроэволюцией» [см., например: Гринин, Коротаев, 2009].
28
Более того, исследование крупномасштабных социальных изменений, будь то хронополитические сдвиги,