Упоительное чувство.
Хорошо было идти в начинающейся тенистой прохладе. Дорога была мне давно знакома, значит, можно не спешить.
В таком настроении я зашел в комнату, где жил мой командир с супругой. Между ними происходила напряженная сцена, и я сразу понял, что сейчас я здесь более чем некстати. Мне предстояло просто поставить два пакета, но один из них безнадежно валился, я никак не мог восстановить его.
– Ты чего тут? – недовольно прервал сцену с супругой мой командир.
– Да никак не поставить один, – жалобно отвечал я.
– Давай быстрее.
Я сразу же отказался от попыток установить пакет, но случилась другая напасть: ручки пакета обмотались вокруг моей ладони, я их, наверно, бессознательно крутил-вертел и нечаянно намотал на нее. Надо было поторапливаться, но я еще не освободил ладонь, я старался только не дрыгаться, чтобы сохранить ясность рассудка, и, когда проклятые ручки, наконец, перестали меня удерживать, я услышал:
– Пошел вон, болван!
Я почти выбежал из комнаты, а потом еще быстро шел, словно желая убедиться, что сам звук моих шагов более недоступен для начальственных ушей. Наконец, перевел дух.
А как же мое просветленное и окрыленное настроение? Его неосознанно и безжалостно уничтожил мой начальник. Особенно про форму я старался не думать: гордость обернулась пакостью. Так горько, так обидно, прямо до слез…
А в другой раз я пошел в то же самое место за теми же пакетами: зайдя к командиру, я увидел, что в комнате никого нет; я спокойно поставил пакеты рядом, и ни один из них не свалился и не пытался меня удержать. Я ушел без какой-либо спешки.
Так работает книга жизни: бросает тебя в похожие ситуации, но непременно с непредвиденными модификациями. Для нее, похоже, столь же непредвиденными…
Я был стрельцом. Был 1650 год, непонятно почему я это знаю. Золотое детство и юношеские забавы остались в прошлом, и меня покатило по совсем другим дорогам. Я помню первую такую дорогу: нас везут в стрелецкую часть на санях. Тянут их лошади. И везут как каких-то каторжников: на сани сажают в два ряда и спиной друг к другу. Я смотрю на грязный, рыхлый снег, летящий из-под полозьев, сравниваю его с другим снегом, поодаль от дороги, абсолютно нетронутым и белым, и мне становится как-то нехорошо…
Я оборачиваюсь к парню, сидящему позади меня, спиной ко мне, и спрашиваю зачем-то:
– Тебя как зовут?
– Борча, – негромко ответил он. Тихая печаль слышалась в его голосе.
Однако какое настоящее старорусское имя – Борча.