Писатели с этим определением принадлежали в 20–30-х годах к разным литературным организациям и были привержены в своем творчестве к разным стилевым направлениям. Была у них и определенная ориентация как на общие (культурно-исторические) классические традиции творчества, так и на индивидуальные, в которых уже намечалось рождение модернистских тенденций. Тип творчества Ф. Достоевского в этом процессе занимал особое место, хотя пребывал в Украине как будто бы «в тени». Первым обратил внимание на его присутствие в украинской литературе начала 20-х годов один из крупнейших литературоведов того времени Сергей Ефремов (осужден в 1930 г. по так называемому «Делу СВУ» к «вышке», замененной 10-летней каторгой, на которой и погиб). В четвертом издании своей «Історії українського письменства» (Киев–Лейпциг, 1923) С. Ефремов, анализируя творчество тогда еще молодого прозаика Валерьяна Пидмогильного, подчеркнул: «Талант его напоминает немного Достоевского (своим пристрастием к психологическим экспериментам), но “жестокий талант” российского писателя у него смягчен нежным украинским лиризмом, напоминающим, с другой стороны, Чехова» (3, 666). Речь шла о рассказах и повестях молодого писателя, который издал тогда лишь первый сборник своей прозы с претенциозным названием «Твори. – Т. 1» («Сочинения», Т. 1, 1920). В последующих произведениях, особенно в романе «Місто» («Город», 1928), «тень» Достоевского с его пристальным вниманием к тайнам в человеческой психике проявилась у В. Пидмогильного с еще большей очевидностью, хотя «своего» художественного лица он при этом не терял. Главный герой романа «Город» Степан Радченко отдельными чертами напоминает Дмитрия Карамазова из популярного в Украине 20-х годов романа «Братья Карамазовы». У Степана, как и у Дмитрия, чувства как таковые атрофированы; в его холодной душе практически ничего не было, кроме расчета. О нем его амурные женщины (почти как женщины Дмитрия Карамазова) говорят почти одно и то же. Мусинька: «У тебя душа – грифельная доска: достаточно пальцем провести, и написанное стирается»; Зоська: «Душа у тебя поганая… Поганая какая-то душа». Третья амурность Степана – актриса Рита – появилась у него в результате желания поиграться в любовь (тоже в духе некоторых героев Достоевского) с уличной проституткой. Но финальный итог всех этих любовных перипетий Степана – чисто авторская находка. Писатель использовал в изображении его параболический эффект эпистрофы (поворота): этот герой пытается вернуться на места всех своих любовных преступлений: издалека осматривает предмет первого разврата – Мусиньку; посещает место изнасилования им Наденьки, перебирает в памяти причины суицида Зоськи и т.д. Это, говорю, чисто авторские находки в романе «Город», хотя в конечном итоге вспоминаешь и характеристику Дмитрия Карамазова, данную ему мировым судьей («ума отрывистого и неправильного», 2, 88) и медицинскими экспертами во время суда над этим персонажем: очевидная или затаенная ненормальность умственного состояния (1, 180–181).
Подобные герои в советской литературе (как и образ Нестора Махно