– Простить Попова, и чтоб впредь не баловал! На поруку его взять! – кричали казаки.
– Любо! – раздавалось в ответ с одной стороны.
– Не любо! – эхом отзывалось с другой. – Уж не впервой он чудит! Что с того, что герой. Наказать, чтоб казакам неповадно было!
Тогда слово взял есаул Ерофей Якунин из Совета стариков. Есаул встал, и вслед за ним по казацкому обычаю поднялся весь Круг. Ерофей, как и полагалось, поклонился всем.
– Вот что, казаки, – начал свою речь отмеченный сединой и вражескими пулями сотник. – Так делать никак невозможно. Мало что ли враг дома наши сжигал? Мало нашего казачьего брата в боях полегло и ещё поляжет, чтобы по глупости замерзать? Вас спрашиваю? У вахмистра Григория Попова заслуги немалые, но баловать никому нельзя. Моё слово – наказать одним ударом плетью.
– Любо, – нехотя загудели казаки, не смея перечить старику…
Весна взяла своё только к апрелю. И пока все радовались вновь начинавшейся в городе жизни, пожарные отвыкали от зимней спячки, готовясь к новым испытаниям. В апреле пожары не заставят себя ждать. Если зимой горело лишь от банных печей, да от упавших по недосмотру лучин, то в наступающей жаре, при налетающем, сбивающим с ног, оренбургском ветре пожару будет где разгуляться. Он поселится в степи, грозя оттуда сполохами городским избам на окраинах, залезет на сеновал, подобрав докурить брошенную каким-нибудь подвыпившим казаком самокрутку с ещё горящим табаком, а то и выскочит из костра, допрыгнув до ближайшего двора, покрутится и пойдёт куролесить по сараям и крышам домов.
– Нехороший он, апрель этот, сколь себя помню, – ворчал Ширш в казарме. – Так что, братцы мои, более всем сразу не спать, караул нести справно.
– Верно всё ты говоришь, Емельян, – громко сказал неожиданно вошедший в казарму Мартынов. – Его высокоблагородие теперь в Думу уехали. Снова людей да денег на обоз будет просить, а там как решат.
То, что решат снова не в их пользу, знал любой пожарный. Городской глава Иннокентий Безродов каждый раз придумывал для брандмейстера новую причину, чтобы не пополнять пожарный обоз новыми служителями и не менять лошадей, выслуживших свой положенный срок.
– Ваше превосходительство, ежели так станется, что какая из лошадок до пожара не домчит, то уж не взыщите, – бил на жалость Безродову Бодров. – Они, кобылки наши, больше иных людей на веку своём повидали – на покой им пора.
– Степан Степаныч, ну что ты мне говоришь опять, – заложив огромные руки за спину, ходил взад-вперёд по кабинету глава. – Государство из войн не вылезает, а тут тебе лошадей менять. И десяти лет им сроку не прошло – пусть поскачут ещё годик-другой. А насосы сменять будем, непременно будем. На новые, германские, слышь.