– Наводчик находится поблизости – радирует, куда лететь.
– Шоб хриц, та вызывал бомбы на себя? Не чув я такого. И бомбы, я же кажу, падають не просто на село, а там, де мы.
– Да… странно. Поинтересуюсь…
– Потому и доложил.
2
Из небольшой хаты стремительно выбежала молодая женщина в белом:
– Ой, рятуйте, люди добри! – крикнула она и, увидев двух военных, направилась к ним.
– Стой! – Мацепура вскинул автомат. Женщина испуганно остановилась. Что-то в ее облике показалось майору знакомым. Он шагнул навстречу. Давно уже он разыскивал свою жену. Организации, куда он обращался за справками об эвакуированных с Украины, неизменно отвечали ему, что не располагают сведениями о местонахождении Елены Сысоевой и ее сына Владимира. Может, они переехали и теперь где-нибудь далеко на Урале или в Средней Азии ждут от него вестей… А вдруг немцы угнали семью в Германию? Или… самое страшное… Об этом Сысоев старался не думать; ему мерещилась Леля в каждой мало-мальски похожей на нее женщине, сын – в каждом мальчишке его возраста.
Колеблющийся красноватый отсвет пожара потемнел и погас. Над пепелищем еще вздымались клубы дыма, оттуда доносились возбужденные голоса.
Сысоев осветил женщину электрическим фонариком. Ослепленная лучом, она прикрыла глаза рукой и тревожно спросила:
– Ой, кто вы?
Майор подошел вплотную, отвел ее руки от лица. Женщина была ему незнакома.
– Свет! – донесся сердитый окрик с улицы. Подбежал боец, разочарованно протянул: – Май-op! – и пошел обратно.
Сысоев выключил свой фонарик и вздохнул.
– Тикаты, чи що? – спросила женщина, не открывая глаз.
– Вы местная?
– Это Катруся, хозяйкина дочка, – пояснил Мацепура и добавил: – Никуда тикаты не треба. Иди спи. Фашист не вернется.
– А ну забожитеся, що фашисты не вернутся.
Мацепура ожидал, что майор ответит женщине, но тот молча вернулся в хату. Ничего особенного вокруг не происходило. Шли будни войны.
– Ей-бо, пресь, ей-бо, фашист не вернется, Катрусенька, – весело подтвердил Мацепура и добавил: – А стоять здесь не положено. Иди до хаты, а то в одной рубашке застудишься.
…Сысоев сел за стол, обхватил руками голову и замер. Электричество уже горело, окно завешено. Он уставился в одну точку оперативной карты. Очеретяное – так называлась эта точка, небольшое село на берегу озера.
В Очеретяное, к родным жены, он привез их, Лелю с Владиком, пятилетним сыном. Туда приехала погостить и его мать. Отпуск кончился за две недели до начала войны; он, тогда еще лейтенант, вернулся в свою часть, на Буг. С тех пор Сысоев ничего не слышал о своих. От сестры, жившей в Горьком, он получил последнее письмо жены, посланное из Очеретяного за три дня до оккупации. Леля и мать очень беспокоились – «что с Петей», спрашивали, что им делать, но тут же писали, что фашистов, «как нам сказали компетентные люди», на левобережье