Как врач я не имел права лишать людей того успокоения и надежды, которую дает вера.
Точно так же, когда мы хирургически чиним мозг – при всей сверхсложности этой задачи, – этот процесс ничем не отличается от починки аппаратуры, работающей на электричестве. И я прекрасно знал, что мозг – это, собственно, и есть аппарат, вырабатывающий сознание. Конечно, ученые еще не узнали, как именно нейроны мозга это делают, но это лишь вопрос времени. Ежедневно в операционной я видел тому доказательства. Пациент приходит с головной болью и ухудшением памяти. Вы берете снимок МРТ его мозга и видите опухоль. Вы даете пациенту общий наркоз, удаляете опухоль, и через несколько часов он выходит обратно в мир. Больше никаких головных болей. Никаких проблем с сознанием. Все очень просто!
Я обожаю эту простоту – абсолютную честность и чистоту науки. Я уважаю ее за то, что в ней нет места фантазиям или домыслам. Если факт может быть определен как подтвержденный и заслуживающий доверия, он принимается. Если нет – отвергается.
Такой подход едва ли оставляет место для души и духа, для идеи о существовании личности после того, как мозг, поддерживающий ее, прекратил функционировать. И в нем еще меньше места для слов, которые повторяют в церкви снова и снова: «вечная жизнь».
Вот почему я так сильно рассчитывал на свою семью – на Холли и наших мальчиков, на моих трех сестер и, конечно, на маму с папой. Я бы не смог заниматься своей профессией – делать изо дня в день все то, что я делал, и видеть все то, что я видел, – не опираясь на их любовь, поддержку и понимание.
И вот почему Филлис (посовещавшись с Бетси по телефону) решила той ночью дать мне обещание от имени всей семьи. Сидя в больничной палате и держа мою обмякшую, почти безжизненную руку в своей, она сказала мне, что не важно, что случится дальше, – кто-то всегда будет сидеть рядом со мной и держать меня за руку.
– Мы тебя не отпустим, Эбен, – сказала она. – Тебе необходим якорь, чтобы удержаться здесь, в этом мире, где ты нам так нужен. И мы позаботимся об этом.
Она и не подозревала, насколько важным окажется этот якорь.
Глава 7
Струящаяся мелодия и шлюз
Во тьме что-то возникло.
Оно медленно вращалось и испускало тонкие волокна белого света, так что тьма вокруг меня начала раскалываться и распадаться.
Затем я услышал новый звук – живой звук, прозвучавший как самая богатая, сложная и прекрасная мелодия на свете. Нарастая по мере того, как яркий свет спускался ко мне, эта мелодия стирала монотонное механическое биение, которое было здесь со мной, казалось, целую вечность.
Свечение все приближалось, вращаясь и испуская эти волокна