Остатка жизни мне не хватит, чтобы воздать должное тому, что пришло ко мне, чтобы описать хотя бы приблизительно, как это было прекрасно.
Но я попробую.
НЕ ВАЖНО, ЧТО СЛУЧИТСЯ ДАЛЬШЕ, – КТО-ТО ВСЕГДА БУДЕТ СИДЕТЬ РЯДОМ СО МНОЙ И ДЕРЖАТЬ МЕНЯ ЗА РУКУ.
Глава 6
Якорь жизни
Филлис приехала на больничную стоянку через два часа после Эбена IV. Поднявшись ко мне в палату, она увидела, что мой сын сидит у моей кровати и держит перед собой больничную подушку, чтобы не уснуть.
– Мама дома с Бондом, – сказал он, и в его голосе слышалась усталость, напряжение и облегчение оттого, что он видит ее.
Филлис уговорила Эбена ехать домой, сказав, что, если после дороги из Делавэра он просидит здесь всю ночь, назавтра от него не будет никакого толку – ни его маме, ни отцу. Она позвонила к нам домой и сказала Холли и Джин, что Эбен IV скоро приедет, а она останется в моей комнате на ночь.
– Езжай домой к маме, брату и тете, – сказала она ему. – Ты им нужен. С твоим папой все будет нормально, когда ты вернешься завтра.
Эбен IV оглянулся на мое тело: на прозрачную дыхательную трубку, которая спускалась из правой ноздри в трахею, на мои тонкие, уже потрескавшиеся губы, на закрытые глаза и обмякшее лицо.
Филлис прочла его мысли.
– Иди домой, Эбен, и попытайся не волноваться. Твой папа все еще с нами. И я не собираюсь его отпускать.
Она подошла к постели, взяла мою руку и стала массировать ее. Так она и просидела остаток ночи – в компании аппаратов и ночной сестры, которая каждый час приходила проверить мое состояние. Все это время Филлис держала меня за руку, поддерживая связь, которая – она знала это точно – была необходима для того, чтобы помочь мне выбраться из этой напасти.
Существует расхожее убеждение, что южане очень привязаны к своим семьям. Как и многие другие расхожие убеждения, это чистая правда. Когда в 1988 году я приехал в Гарвард, мне бросилось в глаза, что северяне, в отличие от жителей Юга, немного стесняются признавать тот факт, что твоя семья – это ты.
Всю мою жизнь отношения с семьей – родителями и сестрами, а позже с Холли, Эбеном IV и Бондом – были источником моей жизненной силы и уверенности в себе, а с годами это чувство только усиливалось. К семье я обращался за безоговорочной поддержкой, а это такая вещь, которая слишком часто оказывается в дефиците.
Порой я заходил с Холли и детьми в нашу епископальную церковь. Но, по правде говоря, не намного чаще, чем на Рождество и Пасху. Я поощрял сыновей читать молитвы на ночь, но не был духовным лидером в нашем доме. Я никогда не мог избавиться от сомнения – как Бог может существовать в нашей материальной реальности? В детстве мне очень хотелось верить в Бога, небеса и потустороннюю жизнь, однако годы, проведенные в строгом научном мире академической нейрохирургии, настойчиво возвращали меня