А потом он уже никогда не жил в городе. А любовь к туманам осталась. Он любил их всегда. Поздняя осень, промерзшее поле, туман, одиночество. Это было как раз то, что нужно. Позже, гораздо позже, уже в другой жизни, в другой стране, где почти не бывает туманов, вспоминая, он напишет.
Я пройду полосой тумана, а потом дождя.
И поля будут тихо, странно, одиноко встречать меня.
А потом возвращусь я в город, где дома, дома…
А вокруг будет холод, холод и зима, зима.
И почему люди так не любят туманы?
Невидимка
Мошава Германит была уже вполне новогодней. Елка-вся в золоченых нитях, укутанная ими так густо, что видны были только контуры, была хороша. Гирлянды по обеим сторонам улицы, провисающие, как провода под тяжестью снега, тянулись ввысь к Бахайскому храму. Оживленные, казавшиеся в полусвете еще красивей, лица, детишки, серьезные, как все дети на свете с шариками на длинных, сверкающих нитях в тонких ручонках. И от того, что сами нити были в два-три раза длиннее их самих, казались еще милее и трогательнее. Никто его не замечал. Никому он не был нужен. Собственно, бродил не он. Бродила его душа, истосковавшаяся по людям, их речи, смеху, улыбкам, невидимая, ставшая частью этого вечера, очарованная, какой и должна быть душа.
Старик сидел, ел фисташковое на йогурте мороженое, смотрел на идущих мимо, на сидящих за столиками, о чем-то думал. Не сосредоточенно, рассеянно, почти бездумно. Сидел невидимкой (уйди, вернись – никто не заметит), частицей, капелькой, атмосферой. Ведь это так важно. Может быть важнее всего на свете. Что стоит мир без этого? Дергающиеся фигурки, как в старом, немом кино.
Давно было съедено мороженое, а он все сидел. Уходить не хотелось. Ведь так хорош был этот вечер, так легок, так неповторим. Ведь ничего, как известно, не повторяется.
Бахайский храм-самое популярное место в Хайфе, его визитная карточка. Потрясающий архитектурный комплекс, в который включены каскад великолепных садов. По решению ЮНЕСКО с 2008 года Бахайским садам присудили звание восьмого чуда света.
Мошава – поселение (иврит). Основана немецкими колонистами, когда Палестина входила в состав Турецкой (Оттоманской)империи. Теперь просто улица в нижней Хайфе.
Река
День выдался тихим, безветренным, безнадежно унылым. Грязно-серые, местами, почти черные тучи так обложили небо, что надеяться на какой-то просвет, нечего было и думать. Изредка накрапывал дождик. Лица встречных казались слишком серьезными, слишком деловыми, слишком озабоченными. Все в этот день было слишком. И может от того, что вот выдался такой день и еще от того, о чем не хотелось думать, казалось, что так будет всегда.
– Стихов бы, – подумал старик. Как давно он их не писал! С того самого дня, когда вдруг ясно и окончательно понял – не судьба. Ведь стихи пишут многие. Хорошие и даже очень хорошие, а поэтов единицы. В этом-то все и дело. И бросил.
А