Хамон открыл воду, вытряхнул из пластикового стакана зубные щетки, сполоснул его под струей и жадно выпил три стакана воды подряд. Лезть под душ было лень, поэтому он просто почистил зубы, вымыл руки и рожу, затем опорожнил еще стакан воды, и почувствовав себя несколько лучше, вернулся в комнату.
Он открыл шкаф, тупо постоял, глядя в его недра, пытаясь сообразить, что ему там было надо, вспомнил, что надо какую-нибудь рубашку, потому, что на той ведь нет пуговиц, покопался в шкафу и ничего не нашел. Подумал, что вот же, надо же все же стирать иногда. Взял со стула рубашку с недостающими пуговицами и встал с ней в руках, думая, что надо бы пришить их на место и, что это не долго, что где-то должна быть в доме коробочка со всякими пуговицами, иголками, нитками, бабушкина еще… такая металлическая, из-под конфет каких-то, что ли? Да, какая разница из-под чего?!
Он открыл ящик с грязным бельем. Бросил туда рубашку без пуговиц, извлек оттуда же джемпер, который был еще не особенно заношен и отправлен в «грязное» просто из барства. Вернулся в комнату, встряхнул джемпер, осмотрел, надел. Осмотрел сколько мог себя… А чего? Нормально…
Одевшись, таким образом, Хамон отправился на кухню. Есть решительно не хотелось, тошнило, даже при одной мысли о еде.
Чаю что ли попить? Или не надо? Может вырвать. Ну, и что? Ну, и ладно, может оно и лучше.
Он поднял с плиты зеленый эмалированный чайник, по весу определил, что он пуст, открыл кран, налил воды, немного, что б быстрее закипела, чиркнул спичкой, зажег плиту.
Он рассеяно повертел в руках спичечный коробок, прочитал надпись «Балабаново», отметил, что «Балабановские» спички, не в пример, лучше всяких других. Крепенькие, с большими зелеными головками, одна к одной! И не ломаются, и зажигаются исправно, и ветром их задувает меньше, чем все прочие, толстенькие потому что.
Он так умилился спичками, что едва не прослезился. Потер глаза, и подумал, что надо бы причесаться, пока чайник закипает. Сделав два шага, Хамон снова оказался в ванной. Пару минут он занимался тем, что, превозмогая боль, продирал щеткой дорогу в спутанной, длинной, до плеч шевелюре. Повыдирав, без жалости, изрядное количество волос, он, наконец, пробил щетке путь. Теперь, несколько дней не мытые волосы, лежали, казалось, красивыми волнами.
Хамон, почти по-женски, мотнул головой, откидывая прядь со лба. Движение тут же отдалось болью в голове. Он повернулся к зеркалу спиной и вышел из ванной.
Из чайника валил пар, крышка на нем подскакивала с противным звоном. Он выключил газ и взялся за заварочный чайник, старенький, с трещиной, но фарфоровый и китайский, с нежной розочкой на белом боку. Заварки там, само собой разумеется, не оказалось. Подняв крышечку, Хамон увидел только слой сырых, слежавшихся чайных листьев, занимавших половину внутреннего