Осень. Али Смит

Местная полиция сказала, чтобы продюсеры не платили бродягам ни цента, пока их всех не загребут и не отвезут обратно в Сакраменто. Не хотели, чтобы они расползлись по всему округу. А когда он был еще мальчиком – мальчиком, который потом стал одним из богатейших и известнейших людей в мире, – когда он был мальчиком в работном доме для детей, в сиротском приюте, когда его мать увезли в психушку, на Рождество ему подарили мешочек с конфетами и апельсином: все местные детишки получили то же самое. Но разница была в том, что он растянул этот декабрьский мешочек с конфетами до самого октября.

      Он покачал бы головой.

      – Гений, – сказал бы он.

      Потом бы покосился на Элизавет.

      – А, здравствуй, – сказал бы он.

      Посмотрел бы на книгу у нее в руках.

      – Что читаешь? – спросил бы он.

      Элизавет показала бы обложку.

      – «Дивный новый мир», – сказала бы она.

      – А, это старье, – сказал бы он.

      – Мне в новинку, – сказала бы она.

      Тот минутный диалог? Только в воображении.

      Дэниэл сейчас в фазе усиленного сна. Каждая сестричка, которая случайно оказывается на дежурстве, всегда считает нужным объяснить, пока Элизавет сидит с ним, что фаза усиленного сна наступает, если человек при смерти.

      Он такой красивый.

      Такой крошечный в кровати. Кажется, будто он всего лишь голова. Он стал таким маленьким и хрупким, худым, как скелет мультяшной рыбы, оставленный мультяшным котом, его тело настолько истончилось под одеялами, что не производит почти никакого впечатления: просто голова, лежащая сама по себе на подушке, голова с выемкой, и эта выемка – рот.

      Его глаза закрыты и слезятся. Между вдохом и выдохом проходит много времени. Во время этой долгой паузы он вообще не дышит, так что всякий раз, когда он выдыхает, есть риск, что он может больше не вдохнуть: вряд ли кто-нибудь способен не дышать так долго и при этом оставаться дышащим и живым.

      – Старость – не радость, но он молодцом, – говорят сестрички.

      – Ему и так подфартило, – говорят сестрички, словно намекая, что уже недолго осталось.

      – Да что вы говорите?

      Они не знают Дэниэла.

      – Вы ближайшая родственница? Просто мы безуспешно пытались связаться с ближайшими родственниками мистера Глюка, – сказали в регистратуре, когда Элизавет пришла в первый раз. Элизавет солгала, даже не запнувшись. Она дала им номер своего мобильного, домашний номер и домашний адрес своей матери.

      – Нам понадобятся документы, удостоверяющие личность, – сказали в регистратуре.

      Элизавет достала паспорт.

      – Извините, но этот паспорт просрочен, – сказали в регистратуре.

      – Да, но всего месяц назад. Я собираюсь продлить срок его действия. Ведь ясно же, что это я, – сказала Элизавет.

      Женщина из регистратуры принялась распинаться о том, что разрешено, а что не разрешено. Затем что-то произошло у входной двери: колесо инвалидного кресла застряло в пазу между пандусом и краем двери, и женщина из регистратуры пошла найти кого-нибудь,