– Паша, ты? – он встал с кровати, быстро надевая куртку и заскакивая в замызганные сапоги.
Но это был не Паша. На пороге бытовки стоял Раду. Он держался в тени, сторонясь света от фонаря над входом. Но даже так его бледность бросалась в глаза.
– Раду? Ты как? – от неожиданности Толя даже не нашелся, что сказать.
– Я? – глухо переспросил его старый приятель. – Нормально…
– Что случилось? Ты почему бледный, как мел? Где пропадал? – шквал вопросов обрушился на явившегося.
Раду действительно походил на покойника. Бледный, как сама смерть, с синими подглазьями, он стоял, чуть заметно пошатываясь. Красный пуховик его был насквозь мокрым, рукава измазаны чем-то зеленым, похожим на тину.
– Я гулял в лесу, – медленно, буквально по слогам сказал он, – а потом уснул. Сильно устал.
Что-то было не так, Толик чувствовал это. Чутье подсказывало, что опасность совсем рядом.
Раду недовольно посмотрел на свет от лампы и сощурил глаза, опустив взгляд вниз. Он поднял руку и яростно почесал голову. Если бы в этот момент Толя не отвлекся на крик в телевизоре, то непременно увидел бы, как целый клок волос остался в скрюченных, сведенных судорогой пальцах Раду.
– Холодно, целый день прогревал, чего тут толочься, пошли внутрь, – зябко поежился Толик.
Странное подобие вымученной улыбки проскользнуло на лице Раду, хотя похоже это было на звериный оскал.
– Только ты свет погаси, глаза режет, я приболел, похоже, – попросил он, ступая на порог.
Вода капала с мокрой одежды на половик. Кап. Кап. Кап.
– Ладно, ладно, заходи быстрее, меня только не зарази, – пробурчал его напарник, повернувшись спиной к вошедшему. Близилась полночь, а Аксенова все не было…
– Почто тогда побратимы наши в бестий не перекувырнулись? Из жижи болотной выползли, как были. Бледные дюже только…
– Чтобы в упыря перекинуться, время нужно, и немало, ночи две, три, кому сколько, – пояснил Ерш, накрывая на стол, – сейчас на них любо-дорого поглазеть, кожа серая, волосья все повылезали, зубья острые во все стороны торчат, когти, как у ведьмы, страх-то какой!
Обед был по-спартански скудным, без излишеств – черствый, почти каменный хлеб да похлебка, не разгуляешься.
– Но потом облик человечий к ним сызнова вернется, верно? – все допытывался Варун.
– Да, через года скитаний в шкуре твари ночной, – подтвердил хозяин дома, – таких перекидней можно по пальцам пересчитать. Бывает, правда, что главный сразу помощника выбирает под стать себе, силой немереной наделяет да даром оборотничества. Такой по веткам скакать не будет, другие у него желания.
– А как таких