Мы все еще ощущаем последствия этой суперновой. Она надолго изменила наше отношение к сексу, наркотикам, религии, поп-культуре, медитации и, через все это, к экстазу. В результате, в то время как число посещающих церковь неуклонно снижается, национальные исследования отмечают рост экстатических переживаний. В 1962 году 22 % американцев сказали в опросе Института Гэллапа, что у них был «религиозный или мистический опыт». К 2009 году эта цифра выросла до 49 %. Шестидесятые сделали нас более открытыми экстазу – и атеистов тоже. Кристофер Хитченс сказал перед смертью: «Я материалист… но все же есть нечто за пределами материального, или не полностью состоящее из материального, то, что вы могли бы назвать Сверхъестественное, Трансцендентное или Экстатическое… Это можно почувствовать в некоторой музыке, пейзажах, определенных творческих работах; без этого мы были бы всего лишь приматами»[21].
Но в представлении многих людей у шестидесятых – подмоченная репутация. Увлеченный поиск экстаза поколением беби-бумеров завел некоторых не туда. Духовные искатели угодили в опасные секты. Харизматическое христианство стало ассоциироваться с корыстолюбивыми мегацерквями и политикой нетерпимости. Многие восточные гуру оказались не теми, кем представлялись. Нью-эйдж вобрал в себя все виды суеверий, начиная от гороскопов и заканчивая хрустальными черепами. Выяснилось, что и ЛСД был не таким уж безобидным, как утверждали его пророки, – люди сходили с ума и оказывались в психиатрических больницах. Революция свободной любви привела к эпидемии заболеваний, передающихся половым путем. Навязываемая потребность утратить контроль и стремиться к эйфории стала угрожать общественному порядку – с 1960-х до 1980-х резко выросло число преступлений, связанных с насилием над личностью, а также число разводов и количество неполных семей. Мир при этом изменился не столь кардинально, как ожидали идеалисты шестидесятых. Вместо этого поздний капитализм уловил жажду молодых людей к экстатическим переживаниям, упаковал ее и продал им обратно.
Результатом такого запятнанного наследия 1960-х стало глубоко укорененное неоднозначное отношение к экстазу в западной культуре. Нас завораживает экстатический опыт, но пугает