Я всегда считалась очень прилежной ученицей. Учительской дочкой (мама была классным руководителем в моем классе). Хорошо училась, рисовала стенгазеты, тянула двоечников. Но я была одна. Подруги? Были какие-то… Мальчики со мной не водились. Я не любила играть, бегать, танцевать.
Когда я пытаюсь понять, откуда родился такой характер, а с ним и судьба моя, прихожу к самому началу. Мне год. Долгожданный ребенок. И вдруг страшный диагноз – дифтерия. Конечно, я не помню, как я тогда болела. Хорошо помню потом. Весна – дети бегают, играют, я стою в сторонке в платочке. Бегать нельзя: вспотеешь, простудишься, заболеешь. Мороженое нельзя – заболит горло. Платок (ненавистный!) снимать нельзя: горло. А оно и впрямь заболевало. Ангины, ангины, ангины… Я дома в подушках – читаю. Рисую. Учу с мамой уроки. Маленькая, я еще тогда выпала из общественной жизни. И в школе я была одна среди всех. Белая ворона. «И скучно, и грустно», а хочется любви и тайны.
Любовь и тайна появились, когда я перешла в пятый класс. Школу облетела новость: наконец-то будут вестись уроки пения, пришел учитель.
Он был ни на кого не похож. В провинциальный наш городок М.С. приехал из Пскова. А до того жил в Ленинграде, в Германии. Хорошо знал немецкий (после войны работал в Берлине переводчиком), закончил Ленинградский университет, филфак. Играл на фортепьяно, аккордеоне. В Пскове руководил народным театром. В нашей школе он стал преподавать литературу, немецкий язык и пение. Помню, как впервые появился он в нашем классе. Невысокий, кареглазый брюнет лет пятидесяти. Благородная форма лысеющей головы, глубокий взгляд, поставленный голос. Аккордеон в руках.
Чем тогда он привлек мое внимание? Он входил в класс с аккордеоном, и детская душа моя замирала. Но это продолжалось недолго. М.С. заболел туберкулезом, и ему пришлось на довольно продолжительное время оставить работу. Уроки пения опять никто не вел. Да и кто лучше него мог научить нас радоваться! «Ах, картошка – объеденье, -денье, -денье, -денье, пионеров идеал-ал-ал!..». Все в сравнении с обаянием его личности меркло: все ж-таки провинция есть провинция.
Второй раз он появился в нашем девятом классе. Вел литературу. И все детское, уж было позабытое, повторилось: та же готовность души внимать, следовать за ним и …любить?
«Не сотвори себе кумира» – библейская заповедь. Сегодня я понимаю ее смысл, но тогда… Тогда мне так его не хватало – кумира ли, идеала, просто сильного, умного друга рядом. Да и время было подстать: в 16 лет все мы ищем смысл жизни. А где о нем поговоришь, как не на уроках литературы? Школьные сочинения я вынашивала, как детей. Мысленно выстраивала их по кусочкам, периодически что-то меняя, добавляя. Потом получала свою «5» (тетрадь хранила ЕГО запах: табака и одеколона).
Любовь моя к М.С. была как болезнь, как наваждение. Я бродила по улицам с одной мыслью: он тоже в городе. Бежала в школу: встречу его там. Любила маленькую его дочь Иришку (мы потом подружились).
Однажды за сочинение