– Помогать ты умеешь, я в этом убедился. – Как оказалось, представителям крупного капитала также не чужда бывает тонкая ирония. – Быстро меня из кокона вытряхнул. Ты случайно до смерти не психологом работал?
– В этом одна из проблем личности, что многие работают в своей профессии случайно, не найдя себя, по разным причинам, в своём предназначении. Филологом. – Ответил Харон, после абстрактного замечания. Потом добавил. – Мог бы работать. С деканом разошлись во мнении относительно нравственной составляющей не только в творчестве писателя, но и в его личной жизни. Он утверждал, что это абсолютно разные вещи, и не следует подгонять гения под общечеловеческие критерии. Сам, не будучи не то что гением, а даже сколько- нибудь значимым талантом, но упорно мня себя им, страстно защищал две страсти, которым был страстно подвержен – деньги и девочки. За что однажды поплатился.
Остальное не глупый банкир додумал сам.
– Однажды ты вступился за поруганную честь, и тебя безжалостно вытурили из университета. По закону земной справедливости. И в итоге – поплатился ты.
– Я рад, что мне попался не примитивный бандит-миллиардер. Так оно приблизительно и вышло.
Они стояли возле автомобиля и разговаривали. По всему было видно, что проводник и сам не прочь поболтать на эту тему. Трудно отделаться от воспоминаний до тех пор, пока их не сотрут. И Харон продолжил:
– В конечном итоге, всё-таки, поплатился и он. Очень алчный ценитель литературы оказался. Выше всего ценил трилогию Теодора Драйзера – «Финансист», «Титан» и «Стоик». Восхищался Фрэнком Каупервудом, а погорел на мелочной взятке. Смешная сумма – пять тысяч долларов. Тьфу и растереть. Так что, в конечном итоге моральную победу одержал я, чему был безмерно рад. А вот этого делать как раз-таки и нельзя было.
– Чего – этого?
– Радоваться. Крайне отрицательная радость.
– Ну и что с ним случилось дальше? Жив ещё?
– Не знаю, но мне не попадался. Может другим лабиринтом прошёл. Нас, проводников, очень много, и каждый идёт своим тоннелем. Ладно, пора делом заняться. Так, что тут у нас?
Чёрный «мерседес» был здорово сплюснут и покоился на крыше. К верху лапками. Водителя достали, он был жив, но без сознания, а вот пассажира извлекали с помощью технических средств.
– Ну, и долго я буду ждать? – приступил к своим прямым обязанностям проводник, нивелируя страх смерти тонкой и чуткой беседой. – Что ты прилип к своему позвоночнику? Он же сломан в трёх местах! Зачем нужна тебе эта рухлядь?! Выходи на свободу, насладись ощущением безмятежности и невесомости.
Ответа не последовало. Викентий Аристархович выдвинул свою версию:
– Может, он жив, поэтому нас и не слышит?
Из автомобиля послышался писклявый голосок:
– Да, я жив. И меня вот-вот спасут.
Олигарх обречённо махнул рукой.
– Всё-таки умер, раз отвечает. Правильно?
Харон угрюмо согласился:
– Правильно,