Я спускался по подъезду, где какие-то дети оставляли своё детство на дне бутылок пива, а девушки, точнее девочки, оставляли свою чистоту, отдаваясь так рано и таким… Я был хорошим мальчиком, однако со временем стал плохим, ведь хороших мальчиков никто не любит в нашем обществе. Странно. Эти мысли вместе с моим телом спускались тихо и плавно по грязным зассанным ступенькам моего подъезда, в котором я не чувствовал себя в безопасности. Пирамида Маслоу была сломана сразу же после того, как я закрыл дверь своей квартиры.
Я вышел на улицу: очень славно и очень тепло. Ветра почти не было. Но деревья угрожающе уже смотрели на меня сверху, как и я на них смотрел из своей квартиры. Почему они меня не любили, ведь мне-то они симпатичны?..
Ветер понёс моё тело вперёд, вниз, потом вверх: асфальт был неровным, а шаги людей иногда впутывались в эти вмятины, которые разворачивали поверхность твёрдой субстанции трещинами донося жизнь… Растения всегда найдут пути, чтобы выжить. Как и мы. Кем бы я не хотел стать, я хочу делать то, что люблю!.. Гедонизм? Да! Пацифизм? Возможно. Атеизм? Да! Искусство ли…? Возможно…
Тела людей разрывали на части их же мысли, а глаза их бегали без какой-то определённой системы: кто-то пялился, кто-то просто смотрел, кто-то не видел. Я шёл и любовался лишь небом, лишь деревьями, лишь машинами, но не людьми. Их я не переносил. До бара идти было недолго, но шёл я, казалось, вечность. За эту вечность промелькнули мысли о Кате, о моём отце и о моей маме, о моём друге. А что ещё?.. Мне ничего не надо больше. Я не хочу ничего… Ничего.
– Ты немного опоздал, – спокойно произнёс высокий парень с бородкой. Он одет был просто: плащ, хорошие дорогие брюки, чищенные туфли, странная шляпа. Ветер извивался вокруг него, а плащ сильно задирался вверх; шляпа не шевелилась.
– Я просто…
– Не объясняй. Я всё принёс. В этот раз товар покрепче. Я дома проверил – качество высокое! Бери помалу, – с последим словом его ладонь вылетела из кармана и засунула в мой карман небольшой пакетик.
– Хорошо. Сколько с меня?..
– Как и всегда. Сегодня там побольше. Бонус, – он посмотрел по сторонам и развернул ладонь; я положил в неё купюру и пошёл дальше. Он крикнул: – До встречи!
– До встречи… – с грустью сказал я.
LXIX
Мы слушали вместе daughters, а потом начали слушать диллинжеров; с них мы плавно переключились на heartland и textbook tragedy. Наши уши окунулись в музыку vessels cast from crippled hands, а потом начали трещать от tony danza tapdance extravaganza.
– Чёрт! Я не хочу, чтобы мне нравилась такая музыка! – прокричал мне мой друг, через кучу импровизационных нот, рушащих стены моей квартиры. – Это же полный разлом стереотипов! Это же музыка, которая уходит от рамок и не ищет тех, кому можно понравиться. Ты можешь представить тех людей, которые её сочинили? Лично я не могу!
После этих слов он начал бегать по комнате и плясать на ковре, после чего убежал на кухню и включил то, что ему приходилось больше по душе.