Виен, Астурия. Айзенштрассе
Людвиг
Дождь немного освежил застоявшийся городской воздух, смыл с желтеющих листьев пыль и остался лужами на булыжной мостовой Айзенштрассе. Стоящий у подъезда мобиль не промок, несмотря на отсутствие крыши, но на панели мерцал красный огонек: кристалл пора подзаряжать.
Людвиг тихонько выругался, помянув Барготову мать и собственных предков. И у обычных людей, и у нормальных магов такие кристаллы служат по году и больше, а ему приходится отправлять мобиль в мастерскую каждые две недели. И такая же ерунда с любой техникой! Родовое проклятие вытягивает энергию из всего, до чего дотянется.
Кристалла хватило как раз до мастерской, расположенной на самом краю портового района. Конечно, Людвиг мог бы пользоваться услугами мастерской для аристократов – два квартала от дворца, позолота, фонтанчик и цены до небес. Не то чтобы он не мог себе позволить таких трат, но бросать деньги на ветер считал делом нуворишей и дураков. Тем более что матушке и сестрам постоянно требовались новые платья, украшения, экипажи и прочая, прочая, а думать о таких недостойных материях, как «откуда берутся деньги», они не желали.
– Через час будет готово, ваша светлость, – с поклоном пообещал мастер, изо всех сил стараясь не смотреть Людвигу в глаза. – Вызвать для вашей светлости извозчика? Или, быть может, вы желаете взять один из наших мобилей?
– Не стоит. Просто доставьте мобиль к моему дому, я прогуляюсь, – отмахнулся от него Людвиг.
Извозчиков и чужие мобили он не любил. Впрочем, когда у него начинала болеть голова, он не любил ничего и никого. Особенно свою дражайшую родню, включая его величество. Это же надо, приказать ему жениться!
Людвиг вдохнул холодный, пахнущий мокрыми листьями воздух и от всего сердца пожелал августейшему кузену расстройства желудка и кашля, а матушке долгих лет жизни и безденежных идиотов зятьев. Эти двое недолюбливали друг друга, но как-то смогли договориться. Даже странно. Интересно, что матушка пообещала его величеству Гельмуту и чем это грозит Людвигу? Вряд ли что-то связанное с его службой в Оранжерее. Официально контора называлась Кроненшутц: предок Гельмута, назвавший контрразведку «Безопасностью короны», обожал пафос и цветы – каждому отделу он дал эмблему-цветок. За что добрые астурийцы прозвали контору Оранжереей.
Ладно, если матушкино обещание не связано со службой, то, может быть, очередные политические маневры?.. Нет, наверняка нет. И матушка, и Гельмут отлично знают – Людвиг ненавидит политику, и ненависть взаимна. Пожалуй, внушаемый его фамильным даром страх – самая лучшая часть дядиного наследства.
Погрузившись в размышления, Людвиг не смотрел, куда идет. Впрочем, ему было и необязательно. Нет в Астурии таких дураков, чтобы нарушать покой человека с бронзовой фибулой-маргариткой, знаком некроманта. Знаком изгоя, презираемого обществом, но необходимого, как необходимы чистильщики улиц и могильщики. Конечно, никто не посмеет задрать нос