Надо взять себя в руки – когда человек боится, это чувствуется даже на расстоянии.
Все будет хорошо. Если аргентинец не соврал, и самое скверное, что может произойти – это не впустят в страну, то и бояться нечего. Не выйдет здесь – можно попробовать пересечь другую границу. А не получится и это – остается еще один центр мира под названием Пикадилли.
Теперь, заставив себя заново пережить весь ужас случившегося полтора года назад, он испытывал глубочайшее спокойствие. Словно ему необходимо было взглянуть на свое прошлое без страха, принять его как данность, памятуя: пусть нам не дано выбирать то, что с нами случится, но реагировать на случившееся так или эдак – вполне в нашей власти.
И он сознавал, что если до этой минуты злокачественная опухоль несправедливости, отчаяния и бессилия уже начала давать метастазы в его астральном теле, то теперь оно очистилось от недуга.
Он мог все начать заново.
Пограничники вошли в купе, где сидели Пауло и аргентинец с еще четырьмя совершенно незнакомыми им пассажирами. Как он и ожидал, их двоих попросили сойти. На перроне было довольно холодно, хотя ночь еще не наступила.
Однако у природы есть циклы, которые повторяются и в душе человеческой: растение рождает цветок, чтобы прилетевшие пчелы могли создать плод. А он создает семена, которые снова превращаются в растения, а те в свой черед заставляют цветы распускаться, приманивая пчел, а те оплодотворяют цветок и дают ему возможность плодоносить – и так без конца, вернее – до конца времен. Добро пожаловать, осень, пора, когда можно отринуть старое вместе с ужасами прошлого и дать возникнуть новому.
В помещение таможни шли еще человек десять – юноши и девушки. Шли молча, и Пауло постарался оказаться как можно дальше от аргентинца, который заметил это и не стал ни приставать с разговорами, ни навязывать свое общество.
Вероятно, в этот миг он понял или догадался, что у Пауло возникли какие-то подозрения, он видел, как лицо попутчика омрачилось, будто его накрыла какая-то тень, а потом не то что бы просияло – это, наверно, было бы преувеличением – но по крайней мере с него исчезло выражение глубокой печали.
Людей вызывали по одному и никто не знал, о чем их спрашивают, потому что выходили они через другие двери. Пауло оказался третьим.
Сидевший за столом человек в мундире попросил его паспорт и принялся листать толстую папку со списками подозрительных лиц.
– Я всегда мечтал побывать… – начал было Пауло, но его жестом попросили не мешать пограничнику работать.
Сердце у Пауло забилось чаще: он боролся с самим собой, стараясь поверить, что и в самом деле пришла осень, что с деревьев стали опадать мертвые листья, и что оттуда, где до сих пор были только обрывки чувств, появится новый человек.
Нехорошее, пагубное волнение шло вглубь и вширь, и Пауло собрал все душевные силы, чтобы успокоиться: это почти удалось ему, особенно когда он заметил в ухе у пограничника сережку – такое