Его прикосновение к моей руке было неявным, таким легким и нежным, и моя рука оказалась в руке Хенрика. Я подняла глаза, встретившись с ним взглядом: он чувствовал то же самое: радость присутствия и благодарность этому дню.
Рукопожатие – обычный повседневный жест, потерявший значение, все же, был возможностью прикоснуться к другому и его почувствовать. И в тот миг, когда на хорах пели нежными, чистыми голосами, словно два мира слились друг с другом… И все перемешалось у меня в голове.
Мы вышли из храма в молчании. Вдалеке, на скамье, сидели Паула с Урсулой и курили.
– Почему вы не пришли в храм? – спросила я.
– Нас не пустили! – бросила Паула, выкидывая сигаретку.
– Как это? – удивилась я.
– А так: в пять часов началась служба и нас не пустили. Мы захотели войти, но в дверях встала монашка и сказала, что туристам вход закрыт… Сказала, ждите, пока закончится служба.
– Но мы тоже попали не в самое начало, – проговорила я и пожала плечами.
Урсула предложила возвращаться домой, и все были согласны. Мы возвращались в молчании, Паула вела машину, Хенрик сидел рядом с ней. И впереди у меня была бессонная ночь.
9. У всех на виду
Утром в доме была щемящая тишина, как будто все вымерло. Где-то были постояльцы. Где-то был Хенрик. Как и я, он собирался в дорогу. Нет, я не собиралась в дорогу. Я сидела на постели, уже одетая, и ждала… Чего? Чуда? Мне было трудно пошевелиться, словно я превратилась в камень… Вдруг я вскочила и побежала, перепрыгивая через ступеньки, вниз, в гостиную.
– Тебе уже пора? – спросила я Хенрика, запыхавшись. Он стоял в дверях гостиной. В коридоре стоял большой чемодан, и я почему-то поняла, что это его. Урсула была тут же, как хозяйка, она провожала гостя. И Паула была здесь.
– Значит, пора? – снова спросила я.
Хенрик кивнул. Мы стояли у всех на виду.
«И это все? – подумала я, – разве так можно? Никакого дружеского слова, никакого мимолетного прикосновения друг к другу?…» Но мы оба стояли как замороженные под прицелом двух пар пронзительных глаз.
Ничего не произошло. Хенрик с виноватым видом взял чемодан и вышел. За ним приехало такси, Урсула сама его вызвала. Дверь за Хенриком неслышно закрылась.
– Мечтатель! – Урсула рассеяла тягостную тишину в коридоре, язвительно усмехнувшись.
Я не поняла, что она имеет ввиду.
– А разве нет? – спросила она Паулу, – как еще назвать мужчину, который по ночам стоит на балконе? И, вообще, тебя нужно было поселить на втором этаже, – обратилась