из хаты на двор и начали бить. Обзывали разными нехорошими словами, пытали, где мой муж. Я говорила, что не знаю. Полицаи сказали, что меня убьют. Они били веревками, прикладами, ногами. А у меня на руках было дитя, сын. Он кричал. Полицаи ругались. Потом забрали у меня дитя, и один из полицаев бросил дитя в реку.
Я потеряла сознание. Проснулась вся в крови. Не знаю, как, но выжила. После войны попался мне добрый человек, вышла за него замуж, детей родила. Его уже нет, а я живу. На днях была у сына в Минске. Все хорошо. Но вот войну, убийц своего первого сына не могу забыть. В глазах эти убийцы у меня стояли и днем и ночью. Точно чувствовала – увижу наяву. Так и вышло. Одного, который бросил дитя в реку, я увидела в районном центре. Это был Евсей, который, оказывается, сидел в тюрьме за свои преступления, а когда вышел, то поселился в Рубеже. Это неподалеку от Бережновки. Евсея уже нет –
умер. Хотела я ему отомстить, а не смогла – боялась. И вот на Сторожевском рынке в Минске я узнала второго полицая, который истязал меня и по вине которого нет моего дитяти. Постарел он, а я все равно узнала. Только и слова сказать не могла. Затряслась вся, чуть не упала. Когда пришла в себя, его уже не было. Прошу вас, помогите найти этого убийцу. Не должен он ходить по земле, не должен жить среди людей. С поклоном к вам Мария Федоровна Лемешевич, 1924 года рождения, Брестская область, Долинский район, деревня Бережновка..
До свидания. Не откажите в моей просьбе. Приезжайте ко мне, я все расскажу и опишу убийцу.
Беляков положил письмо на стол, нервно застучал пальцами по столешнице.
«Надо поставить в газету немедленно…»
В кабинет вошел заместитель ответственного секретаря Михаил Александрович Бразовский, спросил:
– Письма обработанные есть для печати?
– Пока нет, – ответил Беляков. – Но могу одно сейчас сделать.
– О чем? – поинтересовался Бразовский и осторожно погладил синие мешки под глазами.
– О войне.
– Конкретнее.
– Старушка жалуется, что ее ребенка в годы войны утопили… Страшно.
– Страшно, говоришь?
– Да, – дрогнувшим голосом сказал Беляков. – Я такого письма еще не читал.
– Тогда этого не надо. – Ответственный секретарь затянул потуже узел галстука, смахнул со своего нового черного пиджака белую нитку. – Люди еще живут праздником Победы. Надо что-нибудь героическое… Такого нет?
– Нет. – Беляков развел руками. – Но я еще раз пересмотрю почту…
– Ясно, – буркнул Бразовский и хлопнул за собой дверью.
Беляков аккуратно сложил тетрадные листки и сунул их в конверт.
«Пускай пока полежит… Поставим…»
Он задумчиво уставился в окно, жадно вбиравшее в себя солнечный свет.
VI
Профессия историка не только позволяла, но и заставляла Романовича сомневаться в подлинности описываемых событий 1941—1945 годов в книгах, журналах и газетах. В них же
