– Фу! Ну и свинья же ты, Эму!
– Не ругай его! Бедняжке плохо. Вставай, Эму. Поднимайся. Поднимайся же!
– Воняет. Водой его полить надо.
– Нет-нет! Здесь и так холодно. Нельзя водой, околеет еще.
Страдавший от странных недомоганий человек поднялся на четвереньки, разглядывая пол, гладкий, точно зеркало, ядовито-синего цвета. Все его тело тряслось не то от холода, не то от слабости, какая случается с представителями нашего вида на самой границе жизни – либо в ее конце, либо в самом начале.
– Ну, поднимайся же, дурень! – уже в который раз повторил скрипучий старческий голос.
– Пора вставать, Эму, – вторил ему другой, такой же старческий и почти такой же скрипучий. – Пришло твое время. Поднимайся. Ты меня слышишь?
– Эй! Как слышно? Приём!
Стоявший на четвереньках человек попытался ответить, но потерял равновесие и рухнул лицом на твердую холодную поверхность. Руки и ноги шлепнулись рядом, точно посторонние предметы, отказываясь подчиняться.
Получалось только дышать. После того, как желудок очистился от скопившейся желчи и перестал сокращаться, каждый вдох становился все более осмысленным и уверенным, и в то же время все более горьким и отвратительным. Невидимое полчище злых муравьев, терзавших кожу и мышцы, тоже стало обретать смысл. Это кровь обжигала отвыкшие от давления сосуды, наполняя все тело жизнью. Зрение пыталось фокусироваться на окружающей обстановке, но от этих попыток лишь сильнее кружилась голова.
– Ну, что? С пробуждением! – весело проскрипел голос. – Проголодался?
– Вставай, вставай, – тут же буркнул второй. – Хватит валяться. Будешь лениться – останешься голодным.
– Бедняга! Совсем плохой.
– Плохой, зато вон какой здоровый! На себе его тащить? Ну уж дудки.
Один из голосов звучал резко и неприятно, как злобный лай старой дворняжки. Другой казался более мягким и располагающим. Было ясно, что оба они принадлежат людям весьма преклонного возраста.
Ухватившись за шершавую стенку какого-то агрегата, тот, кого звали Эму, попытался встать. При этом к кадыку немедленно подступила дурнота. Пришлось много раз глубоко вдохнуть и сглотнуть, чтобы удержаться на ногах.
Напрягая непослушные глаза, он смог разглядеть в помещении четыре больших устройства, похожих на лежащие шкафы из какого-то белого материала. Массивная прозрачная крышка одного из них была поднята, точно капот старого автомобиля, а три остальных оставались закрытыми.
Кто-то вцепился в локоть, не давая упасть.
– Стоишь? Молодец! Ай да Эму, ай да чемпион! – широко скалилось невысокое существо с головой, начисто лишенной волос. – Верно говорят: «Пока ты можешь стоять на ногах, ты можешь все».
Тут это же самое существо, что помогало идти, переменилось в лице и ответило само себе.
– Это мать говорила! А ума у ней было негусто! Иначе не попала б сюда!
– А что? – снова улыбнулась лысая голова. – Вот если рассудить: раз уж можешь стоять, то можно лечь, можно обратно встать. Можно даже танец станцевать. Вы меня пригласите, молодой человек?
– Ага, три раза! – хохотнуло само себе существо. – На танец живота!
– Живота?! Но его не танцуют в парах…
– Вот и не болтай ерунды, старая идиотка!..
На дряхлой старухе с обритым наголо черепом, точно пузырь, висел огромный комбинезон и ветхий вязаный свитер. Одежда эта больше походила на мешки из-под картошки. Искрящийся нечеловеческим любопытством взгляд и стремление залезть собеседнику на голову не вызывали других желаний, кроме как немедленно и навсегда закрыть их обладательницу в психушке. Впечатление усиливал ее постоянный диалог с собственной персоной.
– Эй ты, дурень! – снова попыталась начать разговор злым голосом ненормальная лысая старуха. – Чего молчишь?
Затем тон ее потеплел:
– Я знаю. В инструкции сказано, что тебе сейчас должно быть нехорошо.
– Видел бы ты свою рожу, тебя бы снова вывернуло!
– Ничего, Эму. Скоро отеки сойдут, и все опять будет как раньше. Даже оглянуться не успеешь.
Болтливая хозяйка вывела под руку еле переставляющего ноги человека из белой комнаты с синим полом. После короткого темного коридора открылся вход в другую комнату, где неприятно сияли несколько бледных мониторов. Тут ведомый попытался заговорить.
– По-Че-Му? – услышал он свой голос, неожиданно низко пророкотавший поперек старухиного щебетания.
– Что почему?
– По-че-му… Эму?
– А ну,