BIANCA. Дмитрий Лиханов

земле, где, как известно, вовсю царит лесотундра, а лайки – с длинной шерстью, «оленегонные», стало быть, под стандарты лесной охотничьей породы вовсе неподходящие. Тем не менее и у легендарного Мишки, и у его дальнего потомка Бьянки прослеживались всё те же признаки их древних предков – вогульских и остяцких собак, что с давних, незапамятных пор помогали человеку вести охоту в диких чащобах Северного Урала и Западной Сибири: этот косой разрез век, эта красивая «муфта» на шее, этот туго завитый кольцом хвост, карие глаза, острая морда – словом, всё, что отличало беззаветных тружеников леса от остального собачьего племени.

      Но снежный щенок Бьянка об этом, конечно, не знала, не ведала.

      Над клетками кружили и опускались на землю яркие листья старого клёна. А над клёном уходило вверх бездонное небо, и солнечные зайчики слепили Бьянке глаза.

      Скрипнула железная калитка, мимо прошла Девушка в Чёрной телогрейке с эмалированным ведром в руке. Хлопали друг о друга широкие голенища её резиновых сапог, трепался на ветру подол байкового платьишка, и её уже встречал нетерпеливый собачий гомон. Только Бьянка молчала, не понимая причин всеобщей радости. Через недолгое время девушка уже возвращалась обратно. И ведро её было заметно легче, и настроение, наверное, получше, потому что остановилась она возле клетки, где лежала Бьянка, и та вдруг пошла ей навстречу. Девушка присела, протянула сквозь прутья ладони с бурыми полосками под ногтями. Ладони пахли мясом, свернувшейся кровью, однако Бьянке отчего-то не было страшно. Она не отскочила, когда ладонь дотронулась до её головы.

      – Вот ты какая чистенькая и опрятная, – сказала Девушка в Чёрной телогрейке, почёсывая Бьянку за ухом. – Ну, значит, долго ты у нас не задержишься.

      Что значили эти важные для неё слова, лайка-младенец, конечно, не понимала. Но голос Девушки в Чёрной телогрейке был ласковым, и угрозы от её руки не исходило. Когда она поднялась уходить, Бьянка долго смотрела ей вслед, пытаясь запомнить её запах, походку, силуэт.

      Девушка в Чёрной телогрейке по нескольку раз проходила мимо клетки, где обитала старая Берта и четверо её новорождённых щенков. Из своего эмалированного ведра, над которым парил восхитительный дух собачьего варева, наливала Берте полную миску, всегда почти с верхом, потому как собака была кормящая и ей, конечно, еды требовалось сверх обычной нормы. И всякий раз, наполнив миску, девушка не упускала случая потрепать холку юной Бьянке. А та уже и ждала её. Издали узнавала шаги в хлопающих резиновых сапогах, чувствовала запах чудесного варева ещё до того, как лязгнет знакомо железная калитка. Подойдёт девушка к клетке, щёлкнет тугим засовом, а Бьянка уже тут как тут, приковыляла навстречу. Тычется мокрой кнопкой носа в тёплую, пахнущую едой ладонь.

      – Здравствуй, девочка, здравствуй, хорошая, как ты спала сегодня? Что тебе снилось? – приговаривает Девушка в Чёрной телогрейке, поглаживая Бьянку между ушами, по горлышку и по спине.

      Старой