Косточка высосан напрочь. Не похоже, чтобы иллюзиониста беспокоило его здоровье. Так кому он звонил? Учителю?… или кому-то другому?
Вот оно: Иллюзионист проецировал себя вместо того, чтобы явиться лично потому, что ему не нужен Каррау. У него уже есть город. Он просто хотел меня убить.
Кто-то меня заказал.
В спину подул пронизывающий ветер. Тень прижалась к ногам, отвечая на беспокойство.
– Я не знаю наверняка, – сказал я ей. – Это может быть и не Принц.
Это может быть и Терция, разъяренная моим отказом. Она ведь разрушает то, что ей не подчиняется. И Эракан, оставшийся в городе на правах гостя. Старик поправлялся от инсульта, который я ему устроил. И один его учеников, сбежавших из города. И кто-то новый, о ком я прежде не слышал или не задумывался.
Тень пульсировала в такт моим сомнениям. Она была уверенна: Принц.
Следом за Косточкой я двинулся к вокзалу.
Здесь царили ночь и ноябрь. Воздух противно лип к одежде, клочья тумана – к фонарям, похожим на высокие черные деревья, каждое из которых плодоносит единственным комком света. Куб вокзала, как и в реальности: тесное здание, выкрашенным каким-то гением в лимонный цвет. На табло, словно оно сломано, с безумной скоростью высвечивались и гасли объявления о прибытии поездов, но все пути, смутно видимые вдали, пустовали. Пространство над рельсами дрожало натянутыми струнами. На изнанке Каррау никто в него не входил, и не выходил, город хранил свою целостность.
Я не увижу, как Косточка садится на поезд – но могу посмотреть, куда он взял билет. Через узкие высокие ворота, украшенные сценой охоты на оленей, через пустынную площадь, и приоткрытую тяжелую дверь я шагнул в здание вокзала… и задохнулся.
Зал ожидания, огромный как стадион, заполняла толпа человек-отпечатков. Они бродили каждый по своему маршруту. От кресел к кассе, от кассы по кругу, из одного угла к противоположному. Они не сталкивались и не соприкасались, как будто видели друг друга, хотя – не видели. Каждый повторял схему своих последних часов в Каррау. Свет от призрачных локомотивов прорезал человеческую массу, высвечивая четче поплывшие от времени, лица. Вслед за светом оживал и шипел громкоговоритель. Человеческие отпечатки застывали вслушиваясь. И возвращались к маятниковому движению.
Под стеклянным полом двигалась, иногда вспучивая его, бурая масса.
Я вошел в зал, и стал частью толпы. Тени одна за другой сдвигались, чтобы не толкнуть меня и не задеть. Косточку среди них было не разглядеть, как ни вытягивай шею.
Сначала я проверил, подходил ли он к кассам. Потом – к лотку с газетами. Потом пошел по диагонали – и впервые заметил отпечаток мертвеца. От уезжающих он отличался яркостью и какой-то потерянностью во взгляде, что ли. И чем пристальнее я смотрел, тем больше мертвецов замечал. Логично: здесь охотничьи угодья вампиров. Безопаснее убивать тех, кто лишь приехал, и о чьем прибытии еще не знают, и тех, кто покидает город, и чьего