– Согласен, – кивнул Трисемеркин. – Негостеприимно. Но то ж времена другие были! Средневековье, пусть и позднее. Нравы-то… Да хрен с ними, временами и нравами. Я вот что, ребятушки, думаю. Аскимляне эти – они и не люди вовсе. Судя по облику…
– А кто? – изумился Алеша.
– Кто, кто? Инопланетяне, вот кто! – чуть не вскрикнул галерейщик. – А ладья сломавшаяся – корабль, но космический. НЛО, как сейчас говорят. А?
– Ох, Кузьмич, – только и вздохнул Никита
– Я, кстати, согласился б, – поддержал Трисемеркина Малой. – Тогда и про поломку все логично. Электронику починить, тут действительно спецом надо быть. А ладья что? Посудина, если упрощенно смотреть.
– Во-во, посудина, – кивнул Прохор Кузьмич.
– Ладно, оставим посудину в покое, – сказал Добрынич. – Ты нам, господин художник широкого профиля, вот что проясни: с какого перепугу мы с Малым и Кировцем богатырями стали? Ну, некоторое лексическое – правильно сказал? – сходство имеется. Меж бухгалтерией и богатырщиной. Допустим. Но дьяк-то твой, Митрофан, или как его там, откуда про будущее узнал? Он что, Нострадамус? Или баба Ванга? Сам же сказал, что в ЦПШ учился. Типа, посредственность.
– Все у тебя в кучу! – отмахнулся Трисемеркин. – И образование, и дар ясновидения. Ты б хоть думал, прежде чем манку с солидолом мешать. Мало, что неверующий, так еще и без логики. И как только тебя Илья Иваныч в бухгалтерии терпит?
– Нормально терпит, – обиделся Никита. – Если тебе сказать больше нечего, пойдем мы. Мне, вон, за Милкой еще…
Он толкнул локтем Малого и уже приготовился встать, но галерейщик вдруг как хлопнет по столешнице ладонью.
– Сидеть! Не все еще. Дослушаете и пойдете, – дальше заговорил, правда, более миролюбиво. – В общем, вернулся я сегодня с обеда, сел бумажки перебирать, в окно постучали. Глянул, а оттуда на меня незнакомый поп пялится, рукой манит. Вверх показывает. Мол, на улицу выйди, пожалуйста. И вверх посмотрит. Вот, думаю, зараза. Опять призраки распоясались. Но чегой-то в бок кольнуло. Вышел. Башку поднял. А там…
И смолк.
– Ну? Что – а там? – не выдержал Алексей.
– А там… – повторил галерейщик, – Попа, естественно, нет никакого. Зато на небе тучи расходятся… Быстро так, словно кто-то их намеренно разгоняет. Ровным кругом, представляете? И морда на меня гигантская смотрит. Злобно так, с издевкою. Смотрит, значит, и говорит: «Два дня. Два лишь дня вам осталось, господа земляне. Не сыскать вам трех богатырей. А и сыщутся, страх испытают. Да и напрасно всё. Потомок их одолеет силой гласа»… И пропала. Снова тучи… Понятно вам теперь? Это ж знамение было, ребятушки!
– Знамение? Ха! – хохотнул Никита. – Ты б, Кузьмич, с портвейном-то себя ограничивал. И знамения враз уйдут. Правда, Алешка?
– Да с каким портвейном?! – вновь закричал галерейщик. – Всю неделю сох с этой проверкой. Вон, только после морды небесной и развязался. И то – стакан всего. При вас же, в «Мышеловке»… Эх, правду сказала рожа…