Смокинги
5 – 7 декабря 2012 года
Сегодня у меня с утра безвозвратно испорченное настроение, хоть и новые кисти выдали. Из натуральной щетины, между прочим. Одна из них филеночная, а к таким у меня особая слабость, но даже филеночная расположение духа не подняла. Все из-за старшего моего, Борюсика. Подсуропил безобразник папочке. Зачем только я попросил до завтрака его дневник? За какой такой надобностью? Раскрываю кондуит, а там каждая страница красными чернилами испещрена. Весь, как есть, в замечаниях: опоздал на политинформацию; прогулял политинформацию; шумно вел себя на политинформации; мешал проведению политинформации; выгнан с политинформации; родители, примите меры по подготовке к политинформации…
Это как понимать, я вас спрашиваю? Тем более в текущий момент, когда на ближневосточных землях особенно неспокойно, и курды в Междуречье пошаливают.
От такой равнодушности сына своего откушал я хумус без всякого аппетита и на кухарку беспричинно цыкнул.
Теперь вот стою, крашу стену, а вдохновения особого не ощущаю, хоть стена эта не где-нибудь, а в самом Большом театре на третьем ярусе, но мыслями я вовсе не о работе и искусстве высоком, а в несчастных землях палестинских, да о Борюсике своем непутевом.
Вдруг чья-то рука неожиданно меня под коленку хвать, я чуть со стремянки не грохнулся. Оборачиваюсь – смотрю, а это ж сам главный реставратор Большого, мой приятель давний, с самых малых годиков. Наши кроватки в детском садике имени Инессы Арманд рядышком стояли.
Обнялись мы, щетинами потерлись, тут он мне с места в карьер и говорит, как замечательна наша случайная встреча, теперь вот он может самолично передать, что меня Друзь приглашает в свою команду, обзвонился он мне, но недоступен ты.
Это верно, когда задание у меня ответственное, я всегда телефоны отключаю. Лестно мне стало, что сам Александр Абрамович вспомнил Соломона, понадобился ему Соломон, не справляются, видать, без Соломона. Но одновременно и горестно мне сделалось оттого, что придется отказать Александру Абрамовичу, меня ведь Максим Оскарович раньше подписал, сам домой ко мне в Горки приехал с поклоном и бутылкой вишневой наливки. Усмирил гордыню, хоть и магистра. Поэтому так и отвечаю своему собеседнику без обиняков, что у Поташева я в команде и никак не могу к Друзю переметнуться, при всем моем уважении к Александру Абрамовичу, тем более, что наша игра в ближайшую субботу состоится, то есть практически завтра, а друзевой команде еще только через неделю предстоит, тогда и поговорим ближе к теме. Такое, мол, мое окончательное соломоново решение.
На лице моего детского приятеля отразилась вся палитра грусти, которую доставил ему мой категорический отказ, а ведь я скрыл от него важную подробность. И без того ему несладко теперь. Представьте, какое расстройство с ним могло приключиться