Этот интерьер почти весь был заснят Вероникой, поскольку огромные фотографии значились в списке работ, предназначенных для экспертизы.
– Знаете, здесь даже считать ничего не придется. Смотрите, я стены снимала, тут почти все, можете сравнить.
– Да, отлично, потом на почту скинешь. Пойдемте дальше. Что тут еще есть?
– Да кабинет Михаила Ефимовича. Вот он, закрыт.
Кабинет был, действительно, закрыт и тут царил относительно идеальный порядок. Все так же нетронуто – на полках ряды книг, старинный стол, оригинальное кресло из дуба, по семейной легенде созданное архитектором Белогрудом для себя и впоследствии подарено Михаилу Ефимовичу его вдовой, с которой они дружили. У них дома находился и фамильный сервиз Белогруда, и его столовое серебро. Алевтина Михайловна говорила, что это была оплата за памятник на его могиле. Это, кстати, не единственная расплата антиквариатом. В квартире Вероника обратила внимание на прелестные фарфоровые кашпо и вазу молочного стекла – тоже результат мемориального бартера.
– Ну что?
– Да на первый взгляд, все в порядке.
– На второй тоже. Я помню каждую вещь здесь. Все в порядке.
– Ну, значит, все осмотрели? Вообще не понятно, за что убили? Смерть ради смерти… Пора закругляться. – Видно было, что за полтора часа хождения по замороженному пространству, следователь порядком замерз. Да и дамы уже хлюпали носом. Организм явно просил согреться горячим чаем.
– Ага, давайте заканчивать, а чайку я сейчас заварю, – ожила музейная дама- А мы уже все осмотрели. Только кладовка – форматорская осталась.
– Тогда давайте посмотрим, и все, закругляемся, а то околеем.
– Да там ничего ценного нет, так хлам.
– Ну, Тамара Вячеславовна, мы же не ценности ищем, а улики, восстанавливаем следы преступления.
Форматорская, это, конечно, условное название, на самом деле там хранились рабочие материалы, небольшие запасы глины и арматуры, в выгороженном помещение находились шкафчики для рабочей одежды, небольшой стол со стульями, где подсобные рабочие устаивали перекур, и, чего скрывать, иногда выпивали. Сам Михаил Ефимович ничего подобного с рабочим классом не делал, соблюдал дистанцию.
Тамара Вячеславовна включила свет на щитке, и они дружной толпой прошли снова через большую мастерскую в дальний угол, где и находилась та самая форматорская. Открыв дверь, все остановились на пороге. В этом помещении среди грязи и пыли, разбросанных кусков гипса, горы пересохшей бурой глины аккурат посредине белоснежной глыбой лежали куски великолепного мрамора, бывшего когда-то скульптурой.
– Ой,