Дарованные встречи. Эльвира Абдулова

знаменитого портрета Натальи Николаевны Гончаровой кисти А. П. Брюллова. Этот нежный овал лица, тонкая лебединая шея, ослепительные плечи, удивительной красоты платье, подчеркивающее осиную талию – все это убеждало нас в том, что именно такую женщину мог любить великий русский поэт. Только много лет спустя я узнала, что так восторженно к Наталье Николаевне относились далеко не все, даже обвиняли в легкомыслии и суетности, и прочла гневные строчки Ахматовой («сообщница Геккернов в преддуэльной истории») и Цветаевой (был «огончарован», «тяга гения к пустому месту», «взял нуль ибо сам был – все»). Но тогда все было естественно – где ей быть, если не в кабинете русской словесности? Кого любить Пушкину, если не это ангельское создание?

      Муза И. С. Тургенева Полина Виардо тоже упоминалась Светланой Николаевной, но о «свободных» женщинах Серебряного века мы не знали ничего: ни о «тройственном союзе» Л. Брик —Маяковский – О. Брик, ни о босоногой танцовщице – искусительнице Айседоре Дункан, ни о парижском периоде из жизни Ахматовой и ее дружбе с Модильяни. Это были героини не того времени.

      Слушая Светлану Николаевну, ловя каждой слово, записывая имена, пока неизвестные мне, я стала много читать, записывалась во все доступные мне библиотеки Города Детства и стала мечтать о журналистике и преподавании.

      Я помню наше горе и долгое нежелание принять других преподавателей после отъезда Светланы Николаевны. Нам казалось кощунством, что теперь в кабинете поселился другой человек, и он пользуется папками, наглядными пособиями, перфокартами, которые мастерил супруг Светланы Николаевны. Все нам казалось чужим, объяснения – непонятными, отметки – незаслуженными, да и сам кабинет скоро потерял для нас привлекательность. Пустой сосуд без души, без мерцающего огня…

      Как-то раз, в классе девятом, мне довелось побывать в гостях у Аллы Петровны, которая, видя во мне тягу к языкам, пригласила во время каникул к себе домой, чтобы помочь подтянуть грамматику. Я для себя решила, что уровня Аллы Петровны мне не достичь никогда, но стараться я буду очень. Музыкальное ухо ловило красоту языка, интонацию, и помимо школьного учебника о жизни семьи Стоговых (их поездках в деревню и праздновании всех красных дат календаря) я крепко держала обтрепанную пожелтевшую книжку «Остров сокровищ» и тщательно переводила страницу за страницей. Могла ли подумать, что язык я все же выучу и буду настолько свободна в своих выражениях, что без страха стану общаться с носителями языка?!?

      Помимо запаха чистоты и свежести, яркого солнечного света в комнате, я запомнила портреты тогда еще неизвестных мне людей- бородача Хемингуэя и горбоносой Ахматовой, и кресло, на краешек которого я уселась, боясь проявить любопытство и разглядеть открывающееся передо мной убранство комнаты. Мы с мамой жили гораздо скромнее, да и Алла Петровна по сегодняшним понятиям жила небогато, но все мне казалось таким необыкновенным, что я бежала на эти занятия счастливая и воодушевленная, втайне завидуя ее дочке Кире,