О, что за чудесный добродетельный образ! Конечно же, я согласился.
Если бы вы только не торопились узнать развязку, какую бы историю я вам рассказал – о великой кампании, которую мы в тот момент начали! О том, как трагическая потеря «Роял Мартира», ошибшегося с долготой всего на три градуса, потрясла мир и дала нам отправную точку. Как я уговорил Джорджа, что ему не следует выписывать свои сто тысяч долларов разом. Пусть они вступают в игру мало-помалу, когда «общему делу» нужна будет встряска, а публике – новости. Как мы отлавливали молодых журналистов и объясняли им ровно столько, чтобы они почувствовали себя почти что соучастниками изобретения луны, заслуживающими всяческой похвалы. Как, начав с Бостона, мы разослали всем мужам науки, филантропии и коммерции три тысячи циркуляров с приглашениями на частные собрания с Джорджем в его номере в «Ревере». Как, кроме нас и нескольких респектабельных пожилых джентльменов, которых Бреннан позвал с собой из провинции, скромно оплачивающих собственные накладные расходы, на встрече присутствовали лишь ещё трое – путешественники, чьи предприятия провалились – а также гости от прессы. Как часть гостей от прессы поняла всё сказанное, а часть – ровным счётом ничего. Как все они, однако, на следующий день опубликовали расхваливающие нас анонсы. Как несколько дней спустя на первом этаже бостонского Хортикалтерал-холла мы держали наше первое общественное собрание. Как Галибуртон привёл в зал пятьдесят человек, преданных ему – в основном посетителей его христианских лекций. Как, кроме них, в зале не насчитывалось и трёх человек, которых мы бы лично не попросили прийти; или хотя бы одного, который способен был изобрести оправдание, чтобы пропустить. Как мы обвешали стены понятными и непонятными схемами. Как мы открыли собрание. Вот о собрании я вам и впрямь должен рассказать.
Первым говорил я. Я даже не пытался объяснять наши планы. Я не пытался поразить риторикой. Но я и не начал с оправданий. Я просто рассказал о предательских подветренных берегах. Я рассказал, в каких случаях они наиболее опасны: когда моряки их не видят в шторм. Я объяснил, что хотя дорогостоящий, нуждающийся в постоянной коррекции хронометр кое-как служил путеводителем мореходам, ненадолго выходящим в море, однако опасность лежала в корректировании, и столь дорогой прибор оставался не по карману простым людям, и любое отклонение от реальности уже нельзя было исправить. Я сказал, что мы изобрели метод, с помощью которого, если получим финансирование, даже беднейший рыбак сможет определять своё положение на море с той же точностью, как восход и заход солнца. А стоило ему определить своё положение, как его выход в море наверняка закончится благополучно.