Майское безумие. Владимир Невский

из дома, – монотонно повторила Вика, и Слава догадался, что она просто говорит сама с собой. И он не решился больше прерывать монолога, иногда полезно просто выговорится, не дожидаясь участия визави. – Предки, конечно же, войдут в мое положение. Поймут состояние. И даже, может быть, пожалеют. Может быть, – Вика говорила с расстановкой, делая продолжительные паузы между предложениями. – Но вот что они никогда мне не простят – так это потерянный кулон. Украденный кулон. Хотя для них это не имеет большой разницы. Итог-то все одно будет один. Печальный итог. Гарнитур теперь неполный. Я не имела право брать его. – Она замолчала. И надолго. Орешкин долго не мог нарушить вновь возникшую тишину, но решился-таки:

      – А какой кулон?

      Вика ответила не сразу:

      – Дорогой. Ты видел мои сережки?

      – Видел, – не оборачиваясь, ответил Слава и слегка покраснел.

      – Кулон входит в гарнитур. Такой же, только бриллиант намного больше, но того же редкого цвета и кристальной чистоты. Отшлифован камень в виде большой капли. Такая большая капелька крови, окутанная золотыми нитями.

      – Не все же мерится деньгами.

      – Да, по большому счету, не в стоимости дело. Это очень старинный набор, ему больше ста лет. Еще моей прабабушке этот гарнитур делал на заказ сам Наум Рапопорт! Был такой знаменитый ювелир на рубеже XIX и XX веков. И даже это не главное! Гарнитур стал нашей фамильной драгоценностью. Мои предки бережно хранили его все эти годы. Ни гражданская война, ни революции, не голод тридцатых годов, ни блокада Ленинграда, когда люди за кусок черствого хлеба отдавали целые состояния. Даже когда деда арестовали, а потом и расстреляли без суда и следствия как врага народа. Ничего и никогда!!! Никакие лихолетья, никакие невзгоды не помешали сохранить гарнитур. И на тебе! Нашлась одна дурочка, Виктория. Захотелось, видите ли, ей перед подружками похвастать, да на тусовке покрасоваться. Уж лучше бы этот ублюдок убил меня.

      В ее словах и голосе было столько отчаянья и горечи, что Орешкин, пораженный их глубиной, не смог ничего ответить. Трудно подобрать слова утешения.

      – Все мысли только и вьются пониже пупка, а голова – лишь для приема пищи и алкоголя. Ненавижу мужиков!!!

      После столь резкого заявления что-либо говорить было излишним. Хорошо, что они в это время подъехали к Энску.

      – Ты скажи, куда и как мне ехать. Я в вашем городе ни разу не был, – попросил Слава, не подозревая, что в скором будущем поездки в этот славный городок станут для него привычным делом.