– Пожалуй, не раньше десяти, после концерта. Передайте ей, пусть оставит ужин в столовой и идет спать. А мисс Полли подайте ужин на подносе в ее комнату ровно в семь.
Инге не ответила, и Сибил уточнила:
– Вы поняли меня, Инге?
– Ja, – она не сводила глаз с живота Сибил и не двигалась с места.
– Благодарю, Инге, это все.
– Для одного ребенка живот слишком большой.
– Довольно, Инге.
После паузы, похожей на легкое пожатие плечами, она наконец унесла поднос.
Она тоже недолюбливает меня, подумала Сибил. Взгляд, которым горничная смотрела на нее, был (она не сразу подобрала точное слово) каким-то жутким, холодным и оценивающим. Сибил устало поднялась по лестнице к себе в спальню, с трудом выпуталась из зеленого платья и надела кимоно. Затем налила полный таз теплой воды и вымыла лицо и руки. Слава богу, у них в спальне есть умывальник: до ванной подниматься еще половину лестничного марша, а любые ступеньки уже стали для нее тяжким испытанием. Она сняла туфли и получулки. Щиколотки отекли. Ее волосы, оттенок которых Хью считал редким, как у красного дерева, были собраны в небольшой пучок на затылке и подстрижена челка – стрижка дю Морье, опять-таки по словам Хью. Сибил вынула шпильки и распустила волосы; по-настоящему легче ей становилось только дезабилье. Едва взглянув на постель, она опомниться не успела, как уже лежала в ней. В кои-то веки ребенок не пинался. Как чудесно все-таки прилечь. Она вытащила подушку из-под покрывала, подсунула ее под голову и почти сразу уснула.
Чувствуя, что уже опаздывает, Эдвард влетел в дом, положил свой хомбург на столик в холле и заторопился вверх по лестнице в спальню, шагая через две ступеньки. В спальне он застал Луизу в каком-то маскарадном костюме и Вилли, причесывающуюся перед зеркалом.
– Алло, алло! – воскликнул он.
– Я Симпсон, – объявила Луиза.
– Привет, дорогой, – Вилли подставила ему лицо для поцелуя. Открытая баночка румян стояла на почти пустом туалетном столике.
Эдвард повернулся, чтобы обнять Луизу, но она чопорно закаменела и отступила.
– Папа, я же Симпсон!
Вилли добавила:
– И я никак не могу позволить тебе целовать мою камеристку.
Он встретился с ней взглядом в зеркале и подмигнул.
– Мои глубочайшие извинения, – произнес он. – Не знаю, что на меня нашло. Я еще успею принять ванну?
– Симпсон, вы не нальете мистеру Казалету ванну? А потом можете выложить мои гранаты.
– Да, мадам, – она двинулась было походкой Симпсон прочь из комнаты, но вдруг спохватилась: – Папа, ты даже не заметил!
– Не заметил чего?
Луиза указала на мать, жестом обвела одежду на собственном теле и одними губами выговорила что-то вроде «ты». Потом топнула ножкой и выпалила:
– Какой же ты глупый, папа!
– Довольно, Луиза.
– Мама, я же Симпсон.
– В