– Ни разу не слышал.
– Потому что тебя почти всегда не было.
– Ох, ну, скоро мы поменяемся местами.
Тон Хью, такой горький и при этом кроткий, тронул Руперта, и тот машинально бросил взгляд на обернутую в черный шелк культю, что лежала на колене брата. Господи! Ему представилось, каково это – на всю жизнь остаться без кисти, которую оторвало взрывом. Рука, конечно, все-таки левая… Но я-то левша, думал Руперт, и мне пришлось бы куда тяжелее. Эти мысли заставили его слегка устыдиться собственного эгоизма, и он, желая подбодрить брата, произнес:
– Твоя Полли – настоящее сокровище. И с каждым днем становится все краше.
И Хью, чье лицо просветлело, тут же отозвался:
– Разве она не прелесть? Только, бога ради, ей об этом не говори.
– Я и не собирался, но почему бы и нет? Всегда говорю такие вещи Клэри.
Хью открыл было рот, чтобы сказать, мол, это другое дело, но передумал. С его точки зрения, хвалить красоту тех, кто ею на самом деле не обладает, – вполне приемлемо. А вот действительно красивым людям говорить такое нельзя.
– Не хочу внушать ей разные мысли, – расплывчато пояснил он.
И Руперт, зная, что на языке Казалетов это означает «задирать нос» – ведь и он был взращен с синдромом единственного-и-неповторимого, – счел, что лучше – или проще – согласиться.
– Разумеется.
Реймонд Касл и его старшая дочь сидели в «Лайонз» на Тоттенхэм-Корт-роуд.
– Папочка, в сотый раз повторяю: у меня все в полном порядке. Честно.
– Пусть так, но мы с твоей матерью хотели бы забрать тебя за город, к нам и остальным членам семьи.
– А я очень хотела бы, чтобы вы перестали относиться ко мне как к ребенку. Мне уже двадцать!
Да знаю, подумал Реймонд. Если бы он действительно считал ее ребенком, то попросту приказал собрать чертовы сумки, сесть в машину и ехать вместе с ним, старой перечницей и гувернанткой. А теперь ограничивается каким-то «хотелось бы»…
– И в любом случае сегодня я не могу никуда поехать. У меня вечеринка.
Воцарилось молчание, во время которого Реймонд привычно и, как это часто бывало, неудачно пытался не вспылить, а потом устало понял, что сил на это у него все равно уже не осталось. Дочь победила – ведь она так обескураживающе напоминала Джессику в те времена, когда он на ней женился, правда, без той романтичной невинности и юной неискушенности, что так его пленили. Золотистые волосы Анджелы, которые она еще год назад очаровательно стригла «под пажа», теперь были зачесаны с ровным пробором по центру и заплетены в тугую косу, открывая лицо с идеально выщипанными бровями, аккуратным неброским макияжем и алыми губами. Сегодня Анджела была в приталенном льняном пальто светло-серого цвета с пятном янтарного шифонового шарфика на бледной шее. Выглядела она очень модно – изящно, как назвал это Реймонд, – однако держалась крайне отстраненно. Что тоже помогло ей одержать над ним победу – она совершенно равнодушно уходила от разговора, лишь бросала в ответ на любые вопросы пустые, избитые