Ухоженные Рейна берега.
Что не сгорело, тихо догорая,
Потрескивает искрами слегка.
У низенькой ограды, как застыла
С ребёночком немецкая вдова.
«Зольдат, сюда. Нет хлеба.
Хлеба, мыла».
Солдат присел на мокрые дрова.
Скрутил табак в тугую самокрутку.
Курнул затяжку, может быть, и две.
Задумался на малую минутку
И подошёл к испуганной вдове.
Вошёл солдат в её жильё по воле.
Просторно, чисто, белая кровать.
Снял сапоги. Кровавые мозоли
Та фрау стала молча бинтовать.
Свой вещмешок – на стол. Она восторга
Скрыть не могла. По прошлым временам
В нём продуктовый склад Минвоенторга:
Хлеб, масло с маргарином пополам,
Тушёнка, мыло, даже шоколад.
А как мальчонка был сгущёнке рад!
Чуть передышка – и рассвет уж ясен.
Потупив взор, немецкая вдова
Сергею шепчет: «Русс, ты есть прекрасен.
Я – фрау Эльза. Я ещё жива».
Сергей запомнил. Пред рассветным часом
От канонады вздрогнула земля.
Пустые рюмки, пахнущие квасом,
И бесконечный ужас бытия.
Под голубым, струившимся атласом
На фрау Эльзе не было белья.
Сергей запомнил то начало лета.
Холодных глаз не сдержанный испуг,
И двое, как Ромео и Джульетта,
Не разнимали обожжённых рук.
Они забыли тяготы войны
И ровно сутки были влюблены.
Сергей ушёл. Ну, нет! Чтобы моя
Так нагишом ходила без белья?
Ну, нет! Вернусь, такому не бывать.
Пусть так немецкая разгуливает б…дь.
Ей напоследок бросил, не тая:
«Солдат не любит женщин без белья».
Сергей ушёл. А жизнь, – она сначала
Свой воскресила бесконечный бег.
Коль выжил, к своему причалу
Прибился каждый божий человек.
Прошло безумие. Чуть задышалось.
Зализывая раны от войны,
Европа хорошела, наряжалась.
И в блеске орденов и седины,
Все ветераны бодрости полны.
Года бегут. Всё зацвело привольно,
И к грандиозной юбилейной дате
Засуетились, хлопоча довольно,
Во Псковском инвалидном интернате.
И музыка бравурная по праву.
Но вот звонок из Кёльна.
Да! Алло! А вам кого? Его?
У нас сегодня праздничная дата!
Какая-то там немка Эльза-фрау
Разыскивает друга своего,
Возлюбленного русского солдата.
Не он искал. Она нашла его.
На встречу с Эльзой сгорбленный старик
На костылях поднялся виновато
И головой беспомощно поник.
Когда увидели друг друга двое,
Их тишина оставила в покое.
И как-то грустно сделалось в палате.
Раскрыла Эльза для него объятья.
«Ты посмотри под шёлковое платье,
Ведь я бельё одела