Ни к кому не обращаясь, он бросил небрежно:
– Возможно, некоторые так торопятся, что могут обойтись стаканом апельсинового сока, но я-то не могу. Я голоден. И мне нужен завтрак.
– Завтрак? – ахнула мисс Лафосс. – Завтрак! Ты же знаешь, горничная ушла, а я не умею. Я не смогу приготовить ничего сложнее крутого яйца!
– Терпеть не могу крутые яйца.
Взгляд мисс Лафосс нашел мисс Петтигрю. Это был просительный, молящий взгляд.
– А вы… умеете готовить?
Мисс Петтигрю встала.
– Мой отец неоднократно говорил мне, – сказала она, – что после моей дорогой матери я – лучшая кухарка, которую он видел в жизни.
Лицо мисс Лафосс озарилось счастьем.
– Я так и знала. Как только я вас увидела, то немедленно поняла, что на вас можно положиться. От меня-то толку никакого. Кухня – вот в эту дверь. Там должно быть все, что нужно. Но умоляю, скорее, скорее же!
Мисс Петтигрю, польщенная, окрыленная и озадаченная, направилась к указанной ей двери. Ей самой было давно и хорошо известно, что положиться на нее нельзя. Но, быть может, известно ей это было лишь потому, что до сих пор ее неизменно полагали бесполезной? Как знать, какие скрытые возможности таятся в каждом из нас? С гордо поднятым подбородком, сияющими глазами и учащенно бьющимся сердцем мисс Петтигрю вступила на кухню. За ее спиной мисс Лафосс продолжала настаивать:
– А ты пока брейся и одевайся, Фил. Завтрак будет готов для тебя, а ты – для завтрака. Я накрою на стол.
Войдя, мисс Петтигрю огляделась. Вполне современная кухня. Кафель на стенах, холодильник, электрическая плита, полки ломятся от продуктов. «Но боже, как неаккуратно, – отметила она. – И как неряшливо. Определенно, здесь раньше работала какая-то… ветреница».
Она сняла пальто и шляпку и принялась за дело. Вскоре воздух наполнился блаженным ароматом яичницы с ветчиной и свежего кофе. Она также обнаружила электрический тостер, и ломтики поджаренного хлеба улеглись на положенное им место. Мисс Петтигрю вышла в комнату.
– Готово, мисс Лафосс.
Мисс Лафосс засияла улыбкой благодарности. Она успела причесаться и подкрасить губы, а тонкий слой пудры позволил ее лицу расцвести еще полнее. Она, впрочем, так и не сняла шелковый пеньюар и выглядела столь невыносимо очаровательной, что мисс Петтигрю подумала: «Неудивительно, что Фил звал ее обратно в постель». Эта мысль немедленно залила ее болезненной, мучительной краской глубочайшего стыда – просто потому, что осмелилась возникнуть на краю ее целомудренного сознания. А вслед за ней пришла другая: «Мисс Лафосс. Как же так?»
– Ну вот, – озабоченно сказала мисс Лафосс. – Теперь вы покраснели. Я знаю, это все горячая плита. Потому-то я и не пристала к этому ремеслу. Цвет лица страдает просто невыносимо. Ах, мне так неловко!
– Ничего страшного, – покорно ответила мисс Петтигрю. – Я уже в том возрасте, когда… когда не имеет смысла заботиться