– Ты, наверное, была в гостях у кого-то ещё, раз нарисовала себе другое лицо? Ведь я просил тебя приходить ко мне без этой грязи на лице, чтобы ты радовала меня своей подлинной красотой.
– Скрывать не стану, – смутилась она – я была у Гирнбрарана.
– И что же тебя вынудило покинуть его жилище?
– Его незрелость и пристрастие к распитию авна!
Она была слегка расстроена, Гирнгримгрон это словно чувствовал и как всегда умело попытался усмирить её тоску.
– Садись! – радостно воскликнул он, – Я угощу тебя твоей любимой злаковой пластинкой приправленной тукиром.
– Но они же бывают столь редки, – удивилась она, – я уже давно не видела на базаре этой сладости.
– Я чаще остальных покупаю злаки, и когда мне попадаются твои любимые, то возможно, я покупаю их специально для тебя.
– Ты так любезен и заботлив. Жаль не желаешь ты со мной разделить семейный быт.
– Ты всегда об этом упоминаешь. Но пойми, мне нравится с тобой проводить мгновения. Нравится в твоих объятиях просыпаться. Но ты знаешь, что мне чуждо семейное родство. Сейчас я к этому безразличен. Мне нравится быть одному, жить в своей норе. Но это не значит, что я избегаю других. Когда ты приходишь ко мне, моё жилище словно наполняется теплом.
– Ну а почему ты не хочешь оставить это тепло?
– Не знаю, – пожав плечами ответил Гирнгримгрон – быть может, ты слишком горяча для меня и я боюсь сгореть.
– Да тебе просто нравится, когда у тебя гостят другие! Гирниэса говорила мне, что тоже гостила у тебя.
– Сейчас это неважно – откусив от злаковой пластинки, молвил Гирнгримгрон – важно лишь то, что сейчас, я к счастью, нахожусь в компании со столь прекрасной юной девушкой, с тобой Гирнаула. И я не смею тебя задерживать в моём жилище. Если ты желаешь его покинуть, то, сделать это можешь в любой момент. Но тогда я буду весьма расстроен и огорчен твоим уходом.
– Ну, сегодня, не стану я тебя расстраивать, – взяв у него пластинку с тукиром, сказала Гирнаула – мне нравится быть с тобой. Расскажешь мне какую-нибудь историю?
– О да, моя дорогая – воскликнул Гирнгримгрон, он высунул свою голову за пределы норы, огляделся, а затем полотно прикрыл штору и стремительно направился к улыбавшейся Гирнауле.
– И так – начал он свой рассказ загадочным голосом – случилось это, когда в последний раз мне довелось побывать в яме. Я ушел в самую её глубь, куда даже самый яростный узник не осмелиться пойти. И пришел к самому краю великого ущелья, с которого мне были видны безмерные скалистые пустоши. Я сидел там, глядя на то, как в «ущелье погибели», проникали лучи Ирао.
– И тебе не страшно было? – удивилась Гирнаула.
– Ничуть. Ведь там прекрасно. Я любовался тем, как сырые и холодные стены пещеры накрывал яркий и сжигающий