Вымокнув хлебом суп, еще остававшийся в тарелке, Сухопарый сунул хлебный катыш в рот и начал медленно пережевывать.
– Работнички, – сплюнул Петрович. – Пэтро, а ну вычеркни ему день – каменщик, елки-палки.
Пэтро, сидевший на табурете спиной к листу оргалита, на котором были написаны имена и фамилии всех рабочих, а также клеточки дней и месяцев их работы, не торопясь встал, взял кусок мела и аккуратно перечеркнул одну из множества клеточек, следовавших после имени «Иван Ракитин». Таких вычеркнутых клеточек у Ивана накопилось уже довольно много, едва ли не половина. Видя это, Петрович прошипел в пространство:
– Надо не только чтобы прогульщику, но и его протеже вычеркивалось. Дисциплинка сразу бы подскочила.
Петро взял и перечеркнул одну клеточку напротив имени Сухопарого.
– Не понял?! – вскочил с тюфяка Сухопарый. – А ну вытри!
Лениво жуя жвачку, Петро сказал:
– Отныне не только прогульщикам, но и их протеже вычеркиваем. Кто «за»? – и первым поднял вверх руку.
Вся бригада, пряча от Сухопарого глаза, проголосовала «за».
Ошарашенно оглядевшись, Сухопарый спросил:
– А я-то при чем? Ты же сам хотел второго каменщика в бригаду! – направился он к Петровичу.
– А он что, каменщик? – выходя уже из «бытовки», съязвил Петрович. – Инженер! Не надо было брехать! «Головой ручаюсь». Вот теперь и следи за ним!
Из-за дверцы автомобиля вышла «Прекрасная Незнакомка». В белых сапожках с высокими голенищами, в белых джинсах и в белой шубке, кутаясь в отворот её, Незнакомка изящной походкой поднялась по гранитным ступеням к стеклобетонному кубу международного телеграфа.
Завороженный её видом Иван долго стоял у стекла витрины. И только когда Незнакомка прошла уж за дверь, в фойе телеграфа, он ринулся ей навстречу.
Едва не сбив по пути старушку и оттолкнув по ходу движения младшую сестру друга, Ольгу (она как раз вместе с людским потоком вошла в телефонный зал), Иван вылетел через дверь в фойе. И поспешил вдогонку за удалявшейся дамой в белом.
Подскочив к Незнакомке сзади, он коснулся белого рукава её искусственного меха шубки. И каковы же были его растерянность, а потом и смущенный ступор, когда Незнакомка с изяществом обернулась.
Даме в шубке было далеко за семьдесят. И только слады бесконечных растяжек, подтяжек и умело наложенных на лицо белил делали её лет на …дцать моложе.
– Да, я Вас слушаю, – заинтересованно окинула она взглядом молодого взволнованного Ивана.
– Извините. Я обознался, – наконец-то промямлил тот и, стушевавшись, поспешил отойти в сторонку.
– Бывает, – высокомерно и зло взглянула вдогонку ему старуха и изящной походкой двадцатилетней дивы пружинисто отошла к киоскам.
Возвращаясь назад, в огромный стеклобетонный куб международного телеграфа, Иван настолько был поглощен собой