Барон Унгерн, по своему обыкновению первым ринувшийся в бой, тоже попал на хребте в засаду, где получил пулю в левое предплечье и осколок ручной гранаты в голову. Но Бог чертушку миловал. Пуля, попавшая в руку, не задела кость, и рана оказалась неопасной. Осколок же был на излете и лишь рассек кожу на лбу. Теперь бешеный барон, перемотанный окровавленными бинтами, сидел тут же и, прихлебывая чай со спиртом, прищуренными глазами наблюдал за Семеновым.
Несмотря на свою малограмотность, Семенов понимал, что время сейчас работает против него. Застрянь он тут, на Нерчинском хребте, и ни о какой серьезной помощи со стороны японцев можно будет и не мечтать. А большевистское правительство в Петрограде, уже решившее свои проблемы в центральных и малороссийских губерниях, вполне может направить сюда по Транссибу свою Красную гвардию, о деяниях которой наслышаны все. Да и местные большевики тоже не будут сидеть сложа руки.
Семенову уже доложили, что совсем недавно в Чите появился какой-то бывший прапорщик Лазо, тут же развивший бешеную деятельность, сколачивая из разрозненных отрядов сторонников большевиков местную бригаду Красной гвардии, ядром которой стал полностью большевизированный Первый Аргунский казачий полк, казармы которого, кстати, располагались как раз здесь, на станции Даурия.
Есаулу стали известны фамилии нескольких местных большевистских заводил, и он, как и обещал, устроил расправу над их родными. В этом деле особенно отличились подчиненные барона Унгерна. Не отставал от них и назначенный Семеновым комендантом станции подъесаул Тирбах. Пороли и вешали, не жалея ни баб, ни стариков, ни детей. Сам же Семенов считал, что в уже начатой им гражданской войне всякая мягкотелость и гуманность должны быть отброшены.
Не оправдались надежды есаула и на массовое выступление казаков в большевистских тылах. Результат рассылки воззваний оказался ничтожный. Конечно, на его стороне узкий круг богатых казаков, уже давно занимавшихся торговлей и ростовщичеством. Но эти люди составляли в казачьей массе абсолютное меньшинство и, как правило, сами не рвались проливать кровь за освобождение России от большевистской заразы. Основная же масса казаков устала от затяжной трехлетней войны, а ее беднейшая часть, кроме того, всецело находилась под влиянием большевиков, обещавших им новую счастливую жизнь.
Поднять их на восстание против большевистской власти могла только какая-нибудь сделанная ею глупость, вроде ликвидации казачьего сословия. Но в Петрограде глупостей делать не желали и, как уже стало известно Семенову, всячески одергивали своих не в меру горячих местных товарищей.
Декрет о советском казачестве,