– Зачем мне английский?
– Прошу прощения? – ее брови от возмущения поползли вверх. – Ничего глупее я в жизни не слышала! – Она достала с полки яркий том. – Читали Вульфа?
– Вирджинию Вульф?
– Нет, сударь мой, Томаса Вульфа, «Взгляни на дом свой, ангел». – Я, конечно, не читал этот роман даже в переводе. – К тому же, по моим наблюдениям, у вас явные разногласия с нашей советской родиной. Я думаю, что советская родина мечтает избавиться от такого, извините, сына, ничуть не меньше, чем вы от нее. За что вас выгнали с работы?
– Они прочли мой очерк, сказали, что в СССР одиночества не бывает, и я напечатался во Франции. Правда, пока ничего не получил.
– Вот видите! И как только вы пересечете границу…
Перед уроком английского она приглашала меня не на завтрак, а на breakfast, мило улыбаясь и спрашивая, не завалялся ли у меня батон. Зная об этом, я покупал хлеб на рассвете, когда она еще спала. На столе появлялись царские угощения – от камамбера до ветчины, в кофейнике пенился кофе, в кувшинчике трепетали сливки. Мне, молодому коблу, требовалось немало сил, чтобы удержаться, не сгрести все в тарелку и не сожрать в одну секунду. Относительное с нынешней точки зрения изобилие еды на ее столе объяснялось просто: дочь с мужем, дипломаты, жили в Швейцарии. Они ей почти не писали, зато аккуратно высылали чеки, и она отоваривала их в магазинах для иностранцев.
Стоило взяться за вилку или лопатку, она требовала называть продукты по-английски. Я честно пытался. Но сущий мой язык проваливался в горло вместе с ломтиком сервелата.
– Простите, я не могу, мэм!
– Лучше, мэдэм. И давайте, пожалуй, начнем с простой английской благодарности, thankyou. Прижмите, пожалуйста, Анатоль, язык к зубам изнутри, как я вас учила.
Я послушно прижимал, не спуская глаз с красной икры, лососины и нездешнего, ноздрястого, с печальной швейцарской слезою, сыра. От голода и страха мой язык делался деревянным.
– Боже мой, – говорила она, сдавшись и намазывая на мой тост произвольный слой икры, – что это с вами?! Даже негры, если захотят, умеют сказать thankyou! Давайте еще раз!..
Она знала несколько языков, но французский и английский в совершенстве. До выхода на пенсию она преподавала для военных. Когда утомленные офицеры начинали дремать на ее уроках, она толкала слушателя в бок и говорила певуче: майор такой-то, представьте, что ваш сосед-полковник – спящая красавица. А спящую красавицу можно разбудить только поцелуем. Так что немедленно поцелуйте полковника Сидорова и скажите, чтобы пробуждался. По-английски! Это приказ! Иначе вас обоих отчислят. И майор целовал.
Через месяц я выучил английский алфавит и пару десятков фраз, а Madam, к превеликому ее удовольствию, одолела по нотам сонатину Моцарта для первого класса музыкальной школы.
Однако мы нынче не ели, а вкушали. Не гуляли, но совершали прогулки. Выходные теперь были уик-эндами. Я по-прежнему сидел без работы, и времени было достаточно, чтобы выя