Тогда Савельев увязался с участковым и его друзьями, которые ехали на охоту в горы.
Он знал, что если останется без дела, то запьёт. Он много пил на Севере и почувствовал в те времена, что ещё один опыт со спиртом будет гибельным. Во время страшного запоя полярной ночью он чуть не наложил на себя руки и теперь остерегался любого повода.
Теперь Савельев ехал на грузовике – степь до самых гор была ровной, как стол. За рулём сидел шофер, а рядом дремали председатель совета и участковый.
Савельев спал в кузове, пока грузовик гнал мимо бесконечной запретной зоны.
Местные не ездили к горам не из-за военных, они боялись непонятных богов плоскогорья. Путь к нему лежал через степь, в которой оставляли мёртвых, чтобы звери ускорили их слияние с миром и разметали их кости. Как-то, задолго до войны, тут началась чума, и военные встали кордонами на дорогах. Мертвых запретили оставлять в степи, но потом чума ушла, а за ней ушли военные кордоны, и всё пошло по-старому.
Поэтому местные старались лишний раз не пускаться в этот путь.
Савельеву дали ружьё, но он тяготился им, как лишним инструментом, взятым на стройку.
Он приехал сюда с людьми, что были ближе к природе. Эти местные ещё не успели поссориться с ней и были лишены бессмысленного азарта людей из города. Впрочем, они уже далеко ушли от своего естественного бытия, от всех этих пастухов и принцесс.
Охота была удачной, хотя Савельев только раз бессмысленно выстрелил в небо.
Убитых козлов стащили к костру, и шофёр принялся колдовать над тушами. Рога шли на продажу и подарки городскому начальству, а остальное оставалось у местных.
Савельев, сидя у огня, молча дивился климату: в степи было лето, но тут царила вечная зима. Вокруг, между камней, лежали грязно-белые языки снежников.
Ночью от непривычной пищи у него прихватило живот. Тогда Савельев встал и пошёл по нужде – подальше от потухшего костра, где ещё пахло мясом и кровью. Над ним висело чёрное, полное непонятных звёзд небо, в котором он не узнавал ни одного созвездия.
Отойдя далеко и сделав свои дела, он понял, что заблудился. А в поисках дороги, вернее, своего же извилистого пути по камням забрёл ещё дальше.
Он сразу похвалил себя за то, что оделся не наскоро.
Замёрзнуть он не успеет, но идти дальше – смысла нет.
Савельев присел в распадке и наломал скудных веточек от какого-то высохшего куста. Пламя грело только руки, но до рассвета, рассудил он, этого хватит.
Однако холод тут же накрыл его волной, и Савельев нескоро очнулся от забытья.
Освещённая местность показалась ему незнакомой.
Тогда Савельев поднялся на каменистую гряду, но ничего знакомого оттуда не увидел.
Он начал движение в распадок. Неожиданно камень под ногой провернулся, и Савельев скатился ниже, внезапно заскользив по гладкой поверхности.
Он стоял на четвереньках, а под ним было зеркало замерзшего озерца, покрытое