– Во, кумовство развели! – чуточку с завистью сказал Лева. – У него же итак в компании дочь работает.
– И зять еще. А у Гурова – брат. Да и оклады у них всех поприличнее наших с тобой.
Голдман надолго задумался. Потом медленно, как бы нехотя, взвешивая каждое слово, произнес:
– У меня и родственников столько нет. В тридцатые годы ребята-партократы постарались. Знаешь, это, конечно, грех, но я, Миша, порой жалею, что по родственникам нашего председателя в свое время не прошлась репрессивная машина.
Голдман помолчал.
– А, может, в то время наши предки были по разную сторону баррикад? Условно, конечно. Моих предков расстреливали, а доносы писали предки нашего председателя? А может быть и приговор непосредственно приводили в исполнение?
Седых тактично молчал.
– Мой дед был главным редактором газеты «Сталинградская правда». В тридцать пять лет его расстреляли. Молодой такой подающий надежды редактор был. Новая пролетарская интеллигенция. У него в родне ведь не было голубой крови. Одни батраки и алкоголики. Он один такой был. Закончил университет, и вперед. В тридцать лет уже руководил газетой. Не самой мелкой, замечу.
Голдман продолжал.
– Пришли ночью. Дед сразу все понял – молча стал одеваться. Но оказалось, что пришли не только за ним одним. Когда деда арестовывали, моему отцу было четыре года. Я ведь совсем недавно узнал, что у меня еще дядя был – это младший брат отца. Тогда ему было всего два года.
Бабушка стояла и держала младшего на руках. Чекисты вырвали его у нее из рук.
Деда забрали в НКВД, немного попытали для порядка и там же расстреляли. Бабушку отправили в ссылку в Сибирь. Да, какая она бабушка – ей тогда и тридцати еще не было. А детей – в приют.
Врут про республику ШКИД. В приютах работали одни звери. Младший есть не мог сам, болезнь зубов какая-то. Его решили просто не кормить, чтобы не возиться. Всего надо было помочь во время еды. Не нашлось ни одного воспитателя с минимальными задатками совести. Там он и умер от голода.
Потом лишь, много лет спустя бабушка узнала, какой был донос. Соседям приглянулась квартира деда. Вот и написали в органы всякую гадость. А когда чекисты семью уничтожили, въехали в нашу квартиру.
Михаил включил электрический чайник. Тот бодро зашумел. В тишине заварили чай и разлили по стаканам. Помолчали, отхлебывая напиток. Вдруг Михаил Седых улыбнулся.
– Ты знаешь, тут сегодня скандальчик случился. В бухгалтерии сломался компьютер. Раньше наше доблестное руководство получало кровно заработанные по отдельной ведомости, а сейчас подготовили одну для всех. И говорят, там в отдельных графах суммы фантастические проставлены. Скажем, у нашего горячо любимого председателя только одна премия – десять тысяч долларов в этом месяце. Это, не считая основного заработка.
– То-то ему так