– Ну, не навсегда, – ответил Тристан. – Мне бы слишком сильно тебя недоставало.
Черт бы побрал его треклятую улыбку. И он даже взъерошил мне волосы, мерзавец.
– Когда отправляемся? – спросила я.
Часть вторая
Материализация – куда более сильное потрясение, чем все другие эксперименты, которые мы проводили в ОДЕКе. Я не только (как всегда) плохо соображала, кто я и где, но еще и очутилась на месте совершенно голой. Под открытым небом средь бела дня.
Я успела ощутить босыми ступнями теплую траву и тут же, не устояв на ногах, рухнула вбок. В ноздри мне ударил запах прогретого солнцем перегноя. Несколько мгновений я ничего не делала, только дышала. Сознание – «здесь и сейчас» человеческого разума – привязано к физическому окружению тысячами нитей, которых мы по большей части не замечаем, пока они вдруг не порвутся. Если взять современную аналогию, нечто похожее происходит, когда экскаватор случайно перерубит толстый подземный кабель, разом обрывая бесчисленные интернет-соединения и телефонные звонки. Наши чувства постоянно воспринимают картинки, звуки, запахи, тактильные ощущения. Когда ведьма вас переносит, все это рвется и ваш мозг не понимает, как ему работать, пока не вплетет себя в окружающую обстановку. На это уходит минута.
Солнце, пробивающееся сквозь древесную крону, согревало мне левый бок, правый ощущал неровности земли, кустики травы, веточки, корявые корни. Пока сознание привыкало к новой обстановке, я отметила, что не слышу постоянного фонового шума современной цивилизации. Воздух полнился пением птиц и жужжанием насекомых.
Что-то просвистело прямо надо мной, и тут же раздалось негромкое «тюк». Я подняла голову и увидела, что из выступающего над землей древесного корня торчит стрела. Серое оперение все еще подрагивало. Если бы я не упала, она вонзилась бы в меня.
И тут же солнце заслонила нависшая надо мной высокая фигура. Голая, ошарашенная, безоружная, я никак не могла защититься от неизвестного. Эржебет отправила меня на смерть в точности как генерала Шнейдера. Какие мы были дураки, что ей поверили. Незнакомец переступил через меня одной ногой, да так и остановился, будто под ним никого нет. Край его длинного одеяния закрыл середину моего голого тела. Священник? Племенной вождь?
Однако фигура заговорила женским голосом, низким и строгим:
– Самюэль! На кроликов с луком не охотятся, на них ставят силки. Мы тебе уже говорили. Побереги стрелы для оленей и не балуйся с ними подле моего дома.
Английский явно родной, с ритмом почти как в аппалачском или ирландском.
Далекий голос, мальчишеский, принялся жалобно оправдываться.
– Самюэль, ничего такого ты не видел, это твое дурное воображение снова разыгралось. Ты не слушаешься. Ступай к матери.
Пауза.
– Ступай к матери, тебе говорю. За стрелой вернешься в другой раз. Найти ее легко – торчит из корня.
Затем, шепотом, в мою сторону:
– Не двигайся, пока я не скажу.
И снова громко:
– Самюэль!