– Мама, ты прости, что я так долго, – неожиданно заговорил сын.
Нет, Мэдис вовсе не испытывал вины пред матерью, ему не было даже жаль ее. Он не думал, что родители страдали из-за его отсутствия, убежденный, что мешал им жить так, как они хотят. Более того, Мэдис считал, что Ледия проклинает его, как только вспоминает о нем. Наверно, именно от этого ложного, но тяготившего душу чувства лежащего на нем материнского проклятия он и стремился избавиться, когда приехал в Кармы, чтобы просить прощения у матери.
Как глуп он был! Ледия никогда не думала о сыне без тревожной любви и щемящей душевной боли. Хорошо, что она не знала его мыслей. А может быть, все же материнское сердце чуяло настроение сына? Стоя рядом с Мэдисом, Ледия отводила в сторону виноватый взгляд, полный слез.
– Всегда ждала тебя… – рывком проговорила она.
Мэдис был немного удивлен сказанным. Он видел, что мать искренна в своих словах и чувствах, но не хотел верить ей. Это не было ему нужно, ведь он сам не был привязан к матери и не хотел испытывать к ней ни благодарности, ни вины.
Так вот зачем он сюда приехал – ему нужно доказательство безразличия со стороны семьи, это воспринималось им как лучшее проявление любви. Внешнее безразличие – такой и должна быть любовь в семье! Молчание, догадывался Мэдис, – это неозвученная поддержка, ведь иногда слово может остановить лучший рывок твоей жизни и не дать победить в нужный момент. А молчание никогда тебя не остановит.
В очередной раз, придя в себя, Лиша почувствовала, что ее крепко держат, и попыталась вырваться:
– Да я сама пойду, не надо мне помогать, я сильная, – проговорила она, пытаясь сбросить с себя тяжелые руки Мэдиса. Мужчина с удовольствием отодвинулся от нее, ибо боялся испачкать о дешевое сукно свой дорогой темно-зеленый костюм из лучшей в стране ткани. Он отошел от простушки, наблюдая, как она, пошатываясь, удерживает равновесие.
– Лиша, ты столько пережила, милая, иди, отдохни, – стала уверять ее мать.
– Я не хочу, я уже отдохнула. Отстань от меня!
Как