– Что с тобой? – спросил.
– Со мной? Ничего… Всё хорошо… Просто надо собираться в дорогу.
Только через два дня они должны плыть в верховья Реки. Но Она сказала об этом так, будто отъезд должен произойти сегодня, сейчас…
Весь вечер была подчеркнуто спокойна и холодна. На попытку приласкать её ответила решительным запретом. Начала собираться в дорогу, складывая свои вещи отдельно. Он попытался выяснить, что произошло, но на его вопрос ответила своим вопросом:
– Ты почему так смотрел на ту девушку?
– Где? На какую девушку?..
– На реке… На девушку в синем купальнике…
Ему стало смешно и легко. Ни на какую девушку он не смотрел… Смотрел на Реку и думал о странных таёжных видениях. Вспомнив прошлое, пошутил:
– Это же моя дочь! Плод непорочной любви…
– Так на дочерей не смотрят…
На следующий день они улетели в Усть-Кут. Она решила ехать в Москву поездом – «пятьсот весёлым». Была ровна, даже внимательна, сказала о совершённом с сожалением:
– Видишь, как получилось. Ты в своих чувствах человек свободный. Надо было сказать мне честно, что у тебя тут любовь …
Он убедительно и много говорил ей вчера о том, что никакой любви, кроме как к ней, у него нет и не было, что он не видел никакой девушки на реке и потому не мог как-то особенно смотреть на неё. Ни одному слову не поверила. А когда напомнил, как счастливо жили долгих сорок дней в зимовье, горько сказала: «Сороковины любви».
– Ты когда собираешься возвращаться в Москву?
Он поспешил ответить:
– Сейчас, с тобою. Успею взять билет, барахлишко ребята перешлют. Бегу в кассу, ещё не поздно.
– Поздно… Тебе необходимо остаться тут. – Улыбнулась: – Насовсем…
Прощаясь, вдруг поцеловала и шутливо:
– В любви нельзя разрываться пополам. Любовь – воссоединение двух половинок – так говорят….
Она махала ему из окна. Он шёл за вагоном, убыстряя шаг, потом бежал, потом спрыгнул с платформы, но отставал, отставал неудержимо…
Вечером отмечали уход командира лётного отряда Володи Толбатова в отпуск. Поначалу было много народа и очень шумно. Потом остались вдвоём.
Пили спирт, закусывая вяленым тайменем, медленно, но глубоко хмелели. Володя говорил:
– Конечно, она женщина шикарная. Мечта! Красивая, аж смотреть больно! Как на солнце. Я тебя понимаю, такую потерять – сквозная дыра в сердце… Я тебя понимаю! Но ты, ты тоже не в помойке найденный! Ты мужик во какой! Ты для женщин хлеб пашынычный, из печи вынутый….
Выпили по стакану, закусывать не стали. Он замотал головой, ударил кулаком в стол:
– Вахломон я! Бродяга! Куда мне до неё! Но ведь люблю, понимаешь, только её люблю! И она меня любила! Любила! – снова грохнул кулаком в стол. – И вдруг, в морду! И в грязь! За что?!
Снова опрокинули по стакану. Володя резонно заметил:
– Ревность,