– Красота! – сказала Она, а Он вздрогнул от мысли, что вдруг догадается, о чём только что думал. Покраснел. Она не догадалась, спросила: – Что же это может быть? Почему вдруг возник остров?
– Уходит полая вода, река обретает привычное русло…
– Сплаваем туда?
Он не стал заводить мотор, оттолкнул лодку от причала, сел на вёсла, и они поплыли к только что родившемуся острову. По мере приближения розовое, живое и нежное не исчезало.
Песчаная отмель оказалась сплошь засыпана розовым сердоликом и телесного цвета яшмой.
Дни проходили не в праздности, но в созерцании и осмыслении подаренного им Покоя, в необходимой работе. Он добывал хлеб насущный – ловил рыбу, стрельнул в первый же день крупного мясистого селезня, собирал в тайге и на калтусах прошлогоднюю, ничуть не повядшую ягоду, колол дрова для костра, складывая их в поленницу у стены зимовья. Она готовила еду, быстро освоив все хитрости таёжной кухни: запекала рыбу на рожнях, варила утиный бухлёр, пекла на углях лепёшки, мыла пол в зимовье, занималась постирушкой…
Никто и ничто не нарушало первобытного счастливого бытия. Вокруг царила звукота тишины, тревожимая их голосами да любовными стонами медведей, бродивших в поиске суженых в прибрежной тайболе, совсем рядом; и ещё – высоким покриком кедровок, звонкой стукотнёю чёрного дятла – желны…
Однажды с верховий на плёс вымахнула лодка. Сидевший в ней осадил скорость на самом стрежне, прокричал: «Вам телеграмма из Москвы. Всё в порядке!» – И лодка стремительно исчезла. Через три дня незнакомец, возвращаясь, заехал к ним, поднялся к зимовью с большим берестяным чуманом:
«Попотчуйтесь свежатинкой. Утром добыл»…
Сорок дней земной первобытной жизни! Сорок дней по течению ничем не замутнённой Реки. Позднее Она скажет: «Сороковины любви…»
Всё произошло внезапно и непостижимо глупо.
В посёлке у него было любимое место – могучий береговой мыс с несколькими раскидистыми соснами на оголовье и ровной площадкой, заросшей низкой жёсткой травою, малыми куртинками ягеля.
Живя в посёлке, Он почасту приходил туда, подолгу сидел в одиночестве. Там всегда хорошо думалось и мечталось. Давно тешил себя надеждой построить свой дом и приезжать сюда не наскоком, выкраивая время, но надолго. Охотиться, рыбачить, работать за столом в любую пору года. Место звалось в народе Второй Камешок. С него открывался как на ладони весь окрестный мир. С дремучим зелёным разливом тайги за Рекою, с рыжими пятнами сухих болот – калтусин, каплями озёр, голубыми жилками малых речушек, глубокой широтою стариц – душанов, с кипенью золототелого соснового бора на песчаных дюнах за крайними домами