Спать в зимовье Гаврила не лёг, пошёл на волю. Натянул на самом продувке полог, кинул на землю зипунишко, покрылся одеялкой и захрапел, отпугивая и комара, и зверя. Спал мало, но выспался вполне. Заторопился с косою на луг, не поев ничего, а только утолив жажду – выхлебал полведёрка воды. Работалось Гавриле легко, он делал широкий замах и мягко, осаживая на пяточку, вёл косу, не роняя в себе работника. Из всего села только у него сохранились такой захват, такая лёгкость в косьбе и такая чистота – до земли сбривал траву. Роса нынче была малая, и Гаврила, подумав, что вёдра скоро уйдут, заторопился.
Весь день, не давая себе роздыху, он косил, ворошил и грёб. Гребь поспевала быстро. К вечеру травы опять чуть-чуть занялись росою, и он косил вплоть до сутеми, до крика в пояснице.
И опять спал он мало и, не в пример первой ночи, тревожно. Весь следующий день он не мог побороть в себе беспокойного ощущения, а к вечеру, когда солнце косо падало, навстречу, из-под лучей вышла его старуха.
«Вот ведь куда приволоклася, за сто вёрст! – подумал Гаврила. – Не лежится тебе в могилке. Чего не лежится? Хорошая могилка, глубокая, сухая – сам копал…»
«Ну чё, потерял парня?» – не разжимая губ, спросила старуха.
«Это почему ж потерял? – сказал он, падая сердцем и ощущая не то чтобы беспокойство, но страх. – У мамки с отцом остался Генка-то. На промхозовском покосе».
«Это кто же тебе сказал? – спросила старуха. – Сорока на хвосте принесла? Залил зенки-то, прорва, и потерял мальца!..»
«Иди ты!» – ругнулся Гаврила, но сердце зашлось болью, словно защемили его.
Старуха исчезла, но там, где стояла она только что, образовалась белая пустота. Так бывает, когда долго глядишь на живой огонь, а потом переведёшь взгляд – и вот она, эта белая пустота, эта рваная дыра в никуда перед взором.
Вечером вовсе не было росы, не было её и за полночь, когда зарозовело небо в месте подъёма солнца. Где-то, где – и не определить, погромыхивало, и по небу метельно понесло ведьмины волосы.
Ещё до ранней, по нынешнему времени, зари Гаврила схватился с лёжки. Бесцельно поплутал покосами и вдруг, решившись, кинулся к шитику.
Мотор охотно затараторил с полуоборота, но впервые это не обрадовало, и впервые Гаврила пожалел, что нет у него новёхонького «Вихря» и дюралевой «казанки».
– Не скоро доплюхаешься на этом хреновом паре,– бессовестно ругал он так долго чтимую, надёжную и старую машину.
На промхозовском покосе Генки не оказалось.
– Ой! Ой! – вскрикнула невестка, схватившись за голову. – Ой! Ой, люди! Люди! Потерял! Потерял! Ой!
– Можа, в село утёк?.. – растерянно сказал Гаврила. – Он проворный… Рыбу-то цельную ночь ловил… Тут вот тропочкой и утёк?..
Слетали на «Вихрях» в село. Взбулгачили там всех, всё перевернули, всех пацанов выспросили – не было в селе Генки.
– Я, однако, к Запрягальщику заезжал. Баба ево, однако, посылку наказала