Павел Павлович выдернул из кармана паспорт и трудовую книжку, подал женщине. Лицо женщины было с тонкими чертами, стрижка «карэ», как у его старшей дочери. Пальчики длинные с покрашенными малиновой краской нокоточками. Привлекательная бабёнка, отметил он.
– Так вот, гражданин Шилин, – заговорила женщина, просматривая документы и сравнивая их данные с записями на листе в подшивке. – Мы вас вызвали, чтобы сообщить вам, что с первого числа текущего месяца, решением комиссии при исполкоме районного совета, вам прекращена выплата пенсионного обеспечение.
– К… как это?..
– Вот справка, – ткнула пальцем, как указкой, в лист с печатями, – выданная отделом кадров вашего предприятия, в которой указывается, что Шилин Павел Павлович был направлен на пенсию ошибочно.
Шилину показалось, что грудь его, до этого широкая и гордая, вдруг сузилась, как будто бы притянулась к лопаткам, и дышать стало нечем. В голове зазвенели колокольчики, и невольно захотелось перекреститься.
О, Господи Иисуси!
– Да вы что? Тттоваррищистка!.. То есть э-э, товарищ женщина. Я же не для этого вам пис-сал, елки-моталки. Вы, наверное, не поняли моё письмо?
Женщина улыбнулась, то ли на его заикание, то ли на бестолковость посетителя.
– Да, у нас есть ваше письмо. Мы с ним ознакомились и обратились на ваше предприятие, и получили обстоятельный ответ. На основании которого, мы не можем продолжать вам выплату пенсии.
«Подгузник! Он крутил год! Он и тут достал! Ох, одиозная скотина!» – пронеслось в голове Шилина.
– А за то, что предприятие вас раньше срока направило на пенсию, ему будет произведён начёт, и все выплаты, что государство в результате этой ошибки вынуждено было вам начислять, предприятие будет погашать в установленном порядке.
«Вот ни себе хрена!.. Это ж… Нет, я ж не об этом просил! Нет, они, чем тут занимаются?!.» – Павел Павлович приходил в себя от растерянности.
– Гражданочка, вы же ни хрена не поняли! Я об чём вам писал? Чтоб вы мне помогли разобраться, чтоб они над людями не издевались. А вы?..
Гражданочка была лет тридцати и, по мнению Павла Павловича, молода, и потому, наверное, не могла понять сути вопроса. И, ища как бы понимания со стороны, он стал оглядываться на женщин, на него смотрящих. Но взгляды их тоже были какими-то не такими, не сочувствующими, а, наоборот, скорее насмешливыми, ироничными, ему даже показались хитрыми, и от этих взглядов стало даже неудобно стоять на «лобном» месте.
«Да они, однако, все здесь спелись! – догадался Павел Павлович. – Татарков и здесь всех охмурил!»
– Нет, бабоньки, так дело не пойдёт! – елки-моталки.
Он затоптался, словно ему стало припекать пятки. И твердо заявил:
– Я это так не оставлю!
– Видите ли, мужчиночка… мы не занимаемся