Добавьте ко всему, что в какой-то момент Орсини приказал подкрасить фигуры и выделить все надписи красным цветом, очень даже напоминающим кровь…
Слуг, к их радости, на такие прогулки не брали, потому как не по чину было, да и желания простолюдины к подобного рода барским забавам не испытывали. Местные жители всегда старались обходить место с «дурной» славой стороной, и после смерти Орсини оно насколько возможно было забыто или, по крайней мере, оставлено в покое.
«Святой лес» оказался меньше, чем я думал. И только от этого выигрывал. Не может и не должно такое место иметь размах. «Компактность» и в определённом смысле уют ему к лицу. Входят в «парк» через главный вход (есть ещё и второй, ведущий прямо к храму), выполненный в классической средневековой манере со знакомым всем по Московскому кремлю элементом над стеной (не мудрствуя лукаво, итальянцы в своё время «принесли» его в Россию, переименовав, чтобы было понятнее, из «дроздиного» в «ласточкин», но всё равно «хвост»).
Сразу же за воротами посетители упираются взглядом в каменного сфинкса на постаменте с прилично для её возраста сохранившейся надписью-инструкцией, составленной самим основателем: «Ты, входящий сюда, разложи ум на части и подумав скажи мне, для чего сии чудеса – для обмана они или ради искусства». Ну, а дальше можно идти куда глаза глядят. Нынешние распорядители «парка» сохранили идею создателя и никаких специальных маршрутов с указателями «следуйте туда» не установили. Не буду нарушать эту традицию и не стану подробно описывать все «чудеса» «Святого леса» по порядку, но поделюсь тем, что за недостатком времени большинству посетителей «Парка чудес» раскопать будет сложно.
Как известно, «вначале было слово», то есть идея, смысл каковой, особенно если идея неординарная, непременно должен быть тайным. Без этого никак нельзя приличному творению. И «Святой лес» в этом не исключение. В основе его появления – события, возможно и не делающие чести создателю этого места, но, как сказано, «не судите, да не судимы будете»… Итак, по порядку.
В первой половине XVI века в государстве Папская область, недалеко от Рима, в очень приличной семье Джана Коррадо Орсини и Кларисы Орсини родился второй из трёх сыновей – Пьерфранческо. Несмотря на некоторый, как сейчас сказали бы, инцухт – родители были дальними родственниками, дети у этой семейной пары вышли очень даже нормальными. Старший, правда, Джироламо, умер в возрасте, близком к подростковому. В те времена такая преждевременная смерть удивления ни у кого не вызывала и горе могла принести только родителям и самым близким родственникам. В случае этих Орсини, горечи родителей не было и вовсе по той несложной причине, что к моменту смерти первенца они сами уже отошли в мир, который почему-то многие, имея к тому сомнительные, недостаточно проверенные основания, называют