Инга взглянула в зеркало.
– Идеально, спасибо! Но снимать сегодня не будем.
От мелкого дождя с порывистым ветром зонт не спасал. Он изгибался, выворачивался наизнанку. А морось летела со всех сторон. Инга шла по узкому тротуару, то и дело уворачиваясь от брызг мчавшихся по Каланчёвке машин.
В особняке было сыро, пахло дешёвым кофе. Инга поднялась по узкой старой лестнице со стёртыми и многократно крашенными ступенями: турфирма, бюро переводов, ремонт айфонов. Нотариус. На небольшой площадке перед основательной дубовой дверью стоял автомат с шоколадками, рядом узкая скамейка. Эмма Эдуардовна всё в том же совсем не подходящем ей старушечьем кружевном платке, что и в день похорон. Она опиралась на Лизу и негромко выговаривала ей:
– Вот что он наделал! Бессовестный! Вот! Старая мать должна его хоронить и принимать его наследство! А по-божески следует наоборот!
Лиза отрешённо кивала, сгорбившись под тяжестью её руки. Заметив Ингу, обрадовалась.
– Здравствуй, милочка! – Эмма Эдуардовна подалась вперёд, Лиза расправила плечи.
– Здравствуйте!
Инга обняла Эмму Эдуардовну, Лиза охотно уступила ей своё место рядом с матерью. Помолчали.
– Я не поздно? – спросила Инга, чтобы чем-то заполнить тишину, до назначенного времени оставалось ещё десять минут.
– Вовсе нет, – покачала головой Лиза.
– А эта не явилась! – Эмма Эдуардовна развела руками, её железный локоть впился Инге в рёбра. – Что за Постникова такая? Хотела бы я на неё взглянуть!
Инга понимала, что если Постникова и придёт, то в самый последний момент: вряд ли она готова терпеть лишние вопросы и укоряющие взгляды близких покойного. Хотя если это молодая девица, то опоздает скорее из небрежности, чем из-за страха перед роднёй Штейна. Инга представила себе типичную модель из окружения Олега, составленную из тонких длинных жердей, как складная летняя мебель вроде той с яркими подошвами, которая несла чушь на поминках.
Нотариус пригласил их в кабинет. Внутри было на удивление просторно: удобные кресла, качественные книжные шкафы. Сели за большой стол. Секретарь принесла чай. Пока Лиза размешивала для Эммы Эдуардовны сахар, в дверь постучали.
– Можно?
В проёме показалась робкая, почти детская фигурка.
– Да-да, Ольга Вячеславовна, – пригласил Илья Петрович. – Мы как раз начинаем.
Эмма Эдуардовна возмущённо и показательно откашлялась. Инга перевела взгляд на вошедшую: ну да, та самая ревнивая влюблённая и уже состарившаяся девочка.
Значит, не Аня, Оля. Точно! Олег звал её Оленёнок – за изящность и пугливость.
В её движениях и сейчас было такое невероятно красивое сочетание дерзкого вызова и безумного смущения, что Инга невольно залюбовалась. Но она такая была явно одна: Лиза вытянулась и окаменела, как статуя, щеки Эммы Эдуардовны пылали, рука с чашкой была сжата в кулак и дрожала. Другую руку Лиза быстро взяла в свою и стала упреждающе и нервно поглаживать. Назревал скандал.
– Ну-с, все в сборе, – объявил