ныряют в проем —
в провал многомерной, состаренной гарью картины.
А в центре картины трясина сидит на цепи
и бредит свободой и холодом чистой Аляски,
пока у нее выгорает нутро,
и воронка хрипит,
и варится воздух, в котором спекаются краски.
В конце от Земли не останется даже огарка,
и колбой от термоса
станет полет пустотелого шара,
узнавшего то, что небесного нет олигарха,
который купил бы тебе полотно торфяного пожара.
Тем временем тебя уносят небеса.
Ты в Кельне. Или же в окрестностях Лозанны,
где, точно сонные ноябрьские леса,
все осыпаются в кофейнях круассаны.
И ни одной гадильницы одной шестой.
Лишь метафизика шести шестых и остального.
И не суглинок пляшет под ногой —
а несгораемая простирается основа.
Разноформатные сосуды пустоты
здесь тяжелей снарядов фитнес-клуба.
Они овеществляют бытие, и ты
Сдвигаешь жестом их на центр куба.
Под ним лежит краеугольное пространство сна,
неподконтрольное ни ветру, ни пожарам,
и не описана вселенная. Она
описана поднявшим лапу сенбернаром.
Он роз азоровых амбре несет на лапах,
перелетая поле битв и катастроф,
но вдруг – все тот же характерный запах.
Откуда здесь?! Проклятье – это торф!
Так, значит, топи не имеют края,
и бесполезны все разомкнутые звенья.
Как занавеску, широту отодвигая,
не убежишь от собственного подземелья.
И речь, подобная часам или машине,
точно гибридный двигатель, мгновенно стихнет,
и будет незачем тереть кадык вершине —
ведь смог отечества и здесь тебя настигнет!
Я видел ангела. Шахтерский город Лихов
он облетел минут за пять и был таков.
В толпе зевак среди шажков, подскоков, пригов
ты демонстрировал нам технику прыжков.
А в воздухе росли проценты яда,
мы им дышали и как будто кайфовали,
искомой розе с царским именем «троянда»
вживляя ген мерцающей кефали.
Чтоб роза выспренная в море не тонула,
фильтруя жабрами соленый спич прибоя,
как водолазы, горняки брели понуро,
всплывая на поверхность их запоя.
И – след от ангела – по небу плыл вопрос:
когда мартен сравним с вратами ада,
чем меж собою схожи торф и кокс?
Тем, что тепло не отдают без чада.
Над теми, кто ушел, лишь дымка реет —
как сцепки мрака или пейсы равви.
Донбасс пустот отравит и согреет,
а торф, как тора, нас согреет и отравит.
Вот так пространство обретает форму груши
для тех, кого ведет Сусанин-водка.
А тем, кто трезвый, вынимает души
самокопанье. Торфоразработка.
Индустриальная